Кабинет доктора Ленга

Если первое условие Кунц прекрасно понимал, то второе привело его в недоумение. Будучи иностранкой, герцогиня, очевидно, не знала, что в подземных хранилищах крупнейшей ювелирной компании Нью-Йорка лежат немалые наличные средства, которых, вне всякого сомнения, хватит, чтобы покрыть стоимость ее драгоценностей.

– Уверяю вас, миледи, вы можете ни о чем не беспокоиться, – сказал он. – Мы без труда достигнем соглашения. Если, конечно, наша… э-э… оценка достойна такого доверия.

Женщина кивнула.

– В таком случае почему бы не перейти к делу? Надеюсь, вы понимаете, что для этого требуется яркий дневной свет.

– Понимаю, – ответила герцогиня.

Кунц позвал Грубера. Тот вошел и закрыл за собой дверь, затем поднял жалюзи до предельной высоты и занял прежнее место. Отложив увеличительное стекло, Кунц снова выдвинул ящик стола и достал оттуда различные инструменты, мензурку с минеральным маслом, ювелирную лупу и два квадрата из тончайшего черного войлока, положив их вплотную друг к другу, в центре стола. Потом натянул белые перчатки, разгладил отвороты жилета и повернулся к сидевшей напротив него женщине.

– Можно начинать, ваша светлость? – спросил он, почтительно склонив голову.

6

Обтянутая перчаткой рука герцогини потянулась к сумочке. Кунц и Грубер обменялись взглядами. Это происходило уже несколько сот, если не тысяч, раз, но по-прежнему волновало Кунца.

– Я расскажу все, что знаю, о каждом из камней, – сказала герцогиня и достала маленький атласный мешочек, стянутый тончайшей золотой нитью.

Кунц понимающе кивнул, не сводя глаз с протянутого ему мешочка. Пальцы в белых перчатках осторожно потянули золотую нить и выложили камень на черный войлок.

Кунц взял за правило не проявлять в таких случаях эмоций и следить за выражением лица, не изменив ему и в этот раз. И все же он был разочарован. На войлочной подложке лежал крупный восьмиугольный изумруд со ступенчатой огранкой. Он был синевато-зеленого оттенка, но не темного, почти что цвета морских водорослей, как у лучших камней, а скорее салатового. Очень красивый, но без нужной насыщенности. Кунц почему-то ожидал большего.

– Этот камень носил греческое имя «Элизион», – объявила герцогиня. – Думаю, по-английски будет «елисейские поля». Его нашли в Новой Гранаде… я хотела сказать, в Соединенных Штатах Колумбии.

Кунц пробормотал что-то утвердительное, подцепил камень мягкими щипчиками, поднял перед собой и приставил лупу к глазу. Он внимательно рассматривал драгоценность, поворачивая к свету то одной, то другой гранью. Большинство изумрудов, особенно крупные, имеют включения, но этот был почти без изъянов.

Кунц лучше кого-либо знал, что в геммологии, крайне непостоянной науке, в это время происходили особенно сильные изменения. Сторонники каждой школы устанавливали свои правила градации камней – по чистоте, цвету и, главное, размеру, – а утверждение единого стандарта шло очень медленно. Всего несколько лет назад Парижская ювелирная палата, самое влиятельное из профессиональных объединений французской столицы, перешла на «международный карат» в двести пять миллиграммов. Сам Кунц предпочитал метрический карат в двести миллиграммов – ровно пятая часть грамма. Разумеется, это в любом случае было лучше, чем тогда, когда вес камней определяли с помощью семян рожкового дерева. Навскидку Кунц оценил камень приблизительно в тысячу девятьсот пунктов[17], и взвешивание подтвердило его предположение: восемнадцать и девять десятых карата.

Через несколько минут Кунц положил камень обратно на войлок. Он знал, что изумруды такого размера редко бывают безупречными, но если изъяны не видны невооруженным взглядом, камни считают визуально чистыми. Однако с этим было не так: едва различимые на глаз крошечные вкрапления при увеличении становились еще более заметными. Тем не менее этот замечательный по качеству и цвету образец определенно заслуживал места в лучшем выставочном шкафу «Тиффани».

Кунц сел в кресло и прочистил горло.

– Прекрасный изумруд, миледи. С очень красивым оттенком. Только прозрачность у него второй воды. Мы готовы хорошо заплатить за него. Три с половиной тысячи долларов.

Уже несколько недель он не предлагал за камни такую сумму и теперь ожидал увидеть на лице клиентки благодарность и восторг. Но быстро понял, что ошибся.

– Сэр, – ответила герцогиня, – если вы полагаете, что этот камень не самой чистой воды, то я при всем уважении к вам вынуждена не согласиться. Его прозрачность очевидна, и я хочу попросить вас еще раз осмотреть изумруд, обращая особое внимание на то, как пропорции и огранка камня усиливают отражение и преломление света.

Кунц снова взял изумруд, не столько для того, чтобы рассмотреть еще раз, сколько из желания скрыть свое смущение. Герцогиня кое-что понимала в драгоценных камнях… по крайней мере в том, который он сейчас изучал. Хотя термином «прозрачность» чаще пользовались в минералогии, а не в геммологии, он был вполне уместен, как и прочие замечания герцогини. А ее намеки на то, что деление камней на «воды», первую, вторую и третью, устарело, задели его за живое.