– Там записка, мадам, – ответил посыльный, выпучив глаза при виде забинтованных рук Констанс и лежавшего на полу д’Агосты.
Констанс вырвала у посыльного сверток, тот развернулся и выскочил на улицу. Держа коробку одной рукой, Констанс выдернула конверт из-под золотой ленточки, разорвала его и достала открытку с черной рамкой. Лицо ее посерело. Она выронила открытку и разорвала золотистую упаковку, разбросав цветы по полу. Внутри была маленькая шкатулка из красного дерева. Констанс потянула за крышку, и д’Агоста уловил серебристый отблеск. Констанс достала серебряную урну, шкатулка упала на пол. Взяв урну обеими руками, Констанс поднесла ее к лицу, разглядывая выгравированную на стенке надпись. Мгновение-другое стояла тишина… Потом урна выпала из ее онемевших пальцев, с громким стуком ударилась в пол так, что крышка отскочила в сторону и покатилась по комнате, рассыпая струйки серого пепла.
Урна остановилась у ног д’Агосты, надпись оказалась наверху. Он прищурился. В его глазах все еще стоял туман, но выгравированные буквы были глубокими и читались хорошо:
МЭРИ ГРИН
Умерла 26 декабря 1880 года
в возрасте 19 лет.
Пепел к пеплу,
прах к праху[153]
.77
Специальный агент Армстронг Колдмун лежал на диване в офисе службы безопасности северного терминала Международного аэропорта Майами. Снаружи было еще темно: солнцу предстояло взойти только через час. Он рассчитывал, что прибытие самолета в пять утра позволит провести задержание без лишнего шума. Но идея себя не оправдала. Огромный, длиной чуть ли не в милю, зал ожидания северного терминала с почти пятью десятками посадочных ворот уже заполнили толпы пассажиров. Это был центральный транспортный узел для прилетавших в Майами иностранных туристов. Колдмун с тревожным предчувствием прислушивался к обрывкам бесед пассажиров, что доносились из-за двери. Парень не должен был иметь при себе оружия, но поднять переполох все-таки мог.
Армендарис владел частным самолетом, и Колдмун предложил встретиться на уединенном аэродроме в Северной Дакоте: там арест не привлек бы особого внимания. Но Армендарис наотрез отказался. Дескать, его самолет не предназначен для международных перелетов – так почему бы ему не воспользоваться услугами «Америкен эйрлайнз»? Он ничего не имеет против коммерческих рейсов. Должно быть, в толпе он чувствовал себя спокойнее. Идея арестовать Армендариса в таком многолюдном месте не вызвала у Колдмуна особого восторга, но Том Торрес дал ему в помощь двух агентов в штатском, которые летели тем же рейсом, на случай если бы парень выкинул какой-нибудь трюк. Опять же, арест в охраняемой части терминала гарантировал, что ни сам Армендарис, ни его телохранители не будут вооружены.
Но, в конце концов, это было не так уж важно. Первое крупное международное дело Колдмуна прошло идеально. Ловля на живца превзошла его ожидания. Колдмун предполагал, что пробудет в образе несколько дней, пока богатый коллекционер будет прицениваться: поболтает с Армендарисом о том о сем, покатается на лошадях, попробует вина из его погребов – чем там развлекаются миллиардеры? Но он никак не ожидал того, что Армендарис охотно согласится приобрести «счет зим». Они отобедали вместе, выпили по бокалу-другому… и ударили по рукам. Армендарис рвался немедленно увидеть «счет зим» – у него чуть ли не слюнки текли. Он велел Колдмуну возвращаться в Штаты и подготовить сделку, а сам обещал прилететь через два дня – после того, как соберет два миллиона долларов. Если все пойдет так, как они договаривались, он переведет деньги и улетит обратно на асьенду, чтобы поместить предмет в свою коллекцию.
Главная прелесть заключалась в легальности сделки. Витко был (якобы) законным владельцем, прямым потомком самого Бешеного Коня. Не существовало никаких ограничений на вывоз. Армендарис же так стремился приобрести «счет зим», что без колебаний решился лететь в Штаты, а ведь это был основной пункт в плане Колдмуна.
Колдмун был потрясен тем, насколько не соответствовал Армендарис сложившемуся у него в уме образу безжалостного, хищного коллекционера с миллиардным состоянием. Чувство опасности, которое Колдмун испытал при въезде на роскошную асьенду, оказалось плодом его воображения. Армендарис был несовместим с грубостью и угрозами. Разговорчивый и гостеприимный, он держал себя с достоинством и обаянием, присущими жителям Старого Света. Этот человек больше напоминал интеллектуала – профессора или, может быть, журналиста, – чем богатого, безжалостного преступника. Он извинился перед Колдмуном за свое стремление поскорее завершить сделку и не стал тащить его в гараж, полный сверкающих суперавтомобилей, или в комнаты, уставленные золоченой мебелью, или к бассейну, вокруг которого крутятся сексапильные блондинки. Он проводил Колдмуна в свой музей и показал множество поистине великолепных предметов, относившихся к культуре лакота. Однако Колдмун, к своему разочарованию, не увидел ни знаменитой трубки, ни рубахи для Пляски духов. В этом смысле парень явно осторожничал.