Кабирский цикл (сборник)

— В дальнем шатре, — сказал он. — На белой кошме. Там наверняка должно быть оружие пришлых рабов, не достойных того, чтобы их приняли в племя. Оружие приносят сюда, чтобы служитель Ур-калахая совершил обряд погружения в водоем.

Единорог содрогнулся.

— Но мы прибыли быстро и неожиданно, — продолжил Куш-тэнгри, — и шаманы могли не успеть совершить обряда. Пойдем проверим? Да?

— Хорошо.

— И вы… вы поможете мне выбрать? Если там есть из чего выбирать…

— Поможем. Вам — выбрать. Обоим. Если будет кому выбирать.

И мы пошли к дальнему шатру.

Ждал ли нас там кто-нибудь?

Не знаю.

Зато нас ждал Путь.

Ждали Кабир и Мэйлань.

Ждала Шулма.

И ждал Джамуха Восьмирукий.

Хотя у меня возникало странное ощущение, что Джамуха уже дождался.

Чего?

Может быть, я тоже становлюсь шаманом?..

ЧАСТЬ IX. ЧУЖДЫЕ ПОЛЯ

…Мы бились мечами на чуждых полях…

Н.Языков

Глава 26

1

Этот шатер был совсем не таким, как другие.

Сырой и холодный, он неожиданно пах болотом, и зябкая дрожь пробежала по моему клинку, когда я подумал о том, куда ведет дорога, начинающаяся от этого шатра.

— Темно, — пробурчал Дзюттэ, неуютно ворочаясь.

— Да уж, — согласился я. — Темно.

Сказано было гораздо меньше, чем не сказано.

Чэн и шаман вообще молчали.

— Темно, — повторило эхо, и я сперва не понял, что это не эхо, а когда понял, то ложное эхо уже смолкло, повисла тяжелая пауза, и сразу же, полукриком-полустоном:

— Во имя Небесного Молота! Блистающие! А вас… вас-то за что? Тоже — не смогли?!

Куш-тэнгри с громким шорохом отдернул полог, рассеянный вечерний свет вошел в шатер, в углу слабо засветилась белая кошма — и стройное тело на ней, длиной примерно с Волчью Метлу. Я вышел из ножен, привыкая к скудному освещению, и вскоре сумел разобрать, что передо мной — Чыда.

Из хакасских копейных семейств. Потому что только в Малом Хакасе давались такие имена, которые произнести было труднее, чем Беседовать с Гвенилем, когда эспадон пребывал в дурном расположении духа.

А еще только хакасская Чыда имела столь вытянутый узкий наконечник на длинной трубке, которая насаживалась на древко, обвитое стальными лентами внахлест — и из основания трубки, на полтора локтя ниже жала наконечника, торчала поперечная перекладина, чьи заточенные края слабо загибались вверх.

Я знаю, что говорю. В первые два десятилетия моей жизни в Кабире я не раз наведывался в дом напротив, где жила Чыда Абенсерах, Блистающая одних лет со мной — и мы с удовольствием Беседовали, пока в один не очень-то прекрасный день Абенсерах не уехала навсегда, вернувшись в свой родной Хакас.

— …Значит, не смогли, — тоскливо подытожила Чыда, по-своему истолковав наше молчание. — Ну что ж… чему быть, тому быть, а вместе и плавиться легче. Давайте знакомиться, а то скоро, небось, прощаться придется. Чыда Хан-Сегри с Белых гор Сафед-Кух. Ой, где ж вы, горы мои Белые…

— Сафед-Кух? — недоуменно переспросил Обломок. — Причем тут Сафед-Кух? Ты что, в Кулхане не была?

— Кулхан? — в свою очередь удивилась Чыда Хан-Сегри, тускло блестя наконечником. — Что такое Кулхан? Где это? Я Придатка за перевал Ан-Рок увела, дура любопытная, а там пошло-полетело… Скала на скале, ущелье за ущельем, где скользишь, где падаешь! Говорили ж мне: кто думает, что знает горы — тот их узнает, да поздно будет!.. Вот и узнала. И горы, и горе, только горы кончились, а горю конца-края не видно…

— Отсюда выйти хочешь? — напрямик свистнул я.

Было ясно, что если сейчас мы возьмемся с подробностями объяснять простоватой Чыде, что происходило с нами за последние полгода, да где это было, да как это было, да с кем это было и зачем-почему — то закончим мы как раз к возвращению Джамухи и Чинкуэды из победоносного похода на Кабир.

И то можем не успеть…

— Как не хотеть? — простодушно изумилась Хан-Сегри. — Да только как?

— Вместе с новым Придатком, — вмешался Обломок. — Станешь его обучать — сегодня же свободной будешь, чудо ты горное, не с той стороны свалившееся!

— А где ж мне Придатка-то нового взять?

— Да вот он стоит! — брякнул я, острием указывая на Куш-тэнгри. — Куш-тэнгри да Хан-Сегри — чем не пара?!

— Этот? — тихо и не по-доброму, так не по-доброму начала Хан-Сегри, что меня ознобом прохватило. — Этого… мне в Придатки? Ох, и научу я его, окалину паскудную, ох и…

— Цыц! — рявкнул Обломок, обрывая Чыду, и, уже спокойнее, обратился ко мне:

— Слушай, Единорог — бери-ка ты Чэна с шаманом, и выйдите отсюда ненадолго. А меня на кошме оставьте. Всю жизнь мечтал на такой кошме поваляться, да с такой Чыдой поговорить…

И мы вышли.

— Полог-то задерните, — донеслось нам вслед. — Любовь у нас сейчас будет, а я любви при свете не понимаю…

Чэн пожал плечами и задернул полог.

2

…Вот уже с полчаса Неправильный Шаман сидел на земле, подобный сухому пню, а я неторопливо танцевал вокруг него, то входя в замедленное «Облако семи звезд», то выходя из него и одновременно с Чэном поглядывая на шатер.

Тишина.

Тяжелый войлок заглушал все, и казалось, что шатер пуст.

Я разочарованно посвистывал — в который раз? — и снова принимался за свое.