Кадет королевы и другие рассказы

– Ты должен знать, Боб, – продолжал он, – что во сне душа, кажется, выходит из тела и обретает способность заглядывать в будущее. Время или место, расстояние или пространство тогда не создают препятствий, так что свободный дух спящего может видеть будущее так же хорошо, как и прошлое, и знай то, что должно произойти, так же хорошо, как и то, что уже произошло.

В словах шотландца была такая торжественность, что мне стало еще более не по себе, но я постарался стряхнуть с себя тревогу и уже предвкушал увидеть коттедж моей матери среди лесов Уилда.

Каждый шаг приближал меня к дому, и я весело зашагал дальше с рюкзаком за спиной и всего лишь монетой в крону в кармане. Моя сумка была легкой, но, если не считать этого уродливого сна, на сердце у меня стало еще легче, когда я подумала о Бесси Лейборн.

Железнодорожная станция осталась в нескольких милях позади. Был канун Рождества. Передо мной расстилался Кентский Вельд; не такой, каким я видел его в последний раз, в его летней зелени, а покрытый глубоким снегом, на который заходящее солнце бросало пурпурный румянец, который в тени становился все более синим, и заставлял сосульки на каждой живой изгороди и дереве блестеть ярким светом, тысячей призматических цветов.

Красные огоньки начали мерцать в безлистных перелесках из окон коттеджей, и густой серовато-коричневый зимний дым клубился в чистом воздухе над многими домами и приусадебными участками, а также из труб причудливого и величественного старого дома священника.

Чувство горечи охватило меня, когда я проходил мимо этого здания со всеми его фронтонами и освещенными эркерами.

Я не испытывал большой любви к пастору. Когда я был мальчиком, я нашел в нашем саду фазана, которого он, преподобный Райкс, ранил выстрелом. Пораженный красотой птицы, я сделал ее домашним любимцем, пока ее хозяин, узнав об этом обстоятельстве, не арестовал меня и не заклеймил как мелкого браконьера, а священник, как мировой судья, был представителем закона в этом деле. Итак, я покинул приход и его мелкого тирана, чтобы стать наводчиком и механиком-водителем в артиллерии, где мое хорошее образование вскоре сослужило мне службу.

Ради жалкой птички пастор осудил единственного сына вдовы. Но как у него обстояли дела в его собственном доме?

Валентайн Райкс, его единственный сын, разбивал его гордое и изнеженное сердце безумным разгулом, азартными играми и всеми видами разврата; скачками и долгами чести, которые были выплачены трижды, чтобы спасти его от службы в гусарах.

Наконец я стоял у двери маминого коттеджа.

Маленькое жилище утопало в зарослях хмеля и плюща, а летом к ним примешивались розы и жимолость. Теперь сосульки рядами висели под соломенными карнизами, но сквозь ромбовидные стекла глубоко посаженных маленьких окон на снежную пустошь снаружи пробивался красный и веселый отсвет.

На мгновение я задержался у калитки и на садовом участке, потому что мое сердце было переполнено, и оно едва не подвело меня; но внутри был слушатель, который слышал мои шаги и знал их. И в следующее мгновение я оказался в объятиях моей матери, и я снова почувствовал себя мальчиком, когда мои счастливые слезы смешались с ее слезами, и казалось, что этот сочельник должен был стать сочельником прошлых и более веселых времен.

– Счастливого Рождества, Боб, и счастливого нового года!

Лицо милой старушки сияло от радости, но теперь я мог разглядеть множество морщинок там, где когда-то были ямочки, и увидел, что ее волосы стали тоньше и, возможно, белее, когда она ласково провела дрожащей рукой по моему загорелому лицу, словно желая удостовериться, кто я такой, и что я на самом деле был ее «собственный мальчик Боб». Потом она помогла мне снять рюкзак, усадила в старое кожаное кресло отца рядом с пылающим очагом и принялась хлопотать, доставая мне горячую лепешку и кружку пряного эля, бормоча, смеясь и суетясь вокруг меня все это время.

– Но, мама, дорогая, – сказала я, оглядываясь по сторонам, – где же Бесси? Она, конечно, получила мое письмо?

– Бесси на другом конце луга, в церкви, Боб.

– В эту холодную ночь, мама!

– Да, помогает мисс Райкс украсить ее к завтрашней службе.

– Мисс Райкс! – сказал я, и на меня набежало облако.

Я покинул штаб-квартиру всего с четырьмя кронами в кармане. Мы, солдаты, редко бываем перегружены деньгами, потому что, хотя Англия ожидает, что каждый мужчина выполнит свой долг, Англия любит, чтобы это делалось дешево, и я чуть не уморил себя голодом по дороге домой, чтобы захватить что-нибудь с собой для тех, кого я любил, – несколько ярких лент для Бесси и кружевную шапочку для моей мамы, которая так гордилась своим «Бобом бомбардиром», потому что так она всегда называла меня, благослови ее бог!

– Я надеюсь, что она недолго, мама, потому что у меня был такой сон…

– Господи помилуй, Боб, – сказала она, делая паузу, пока хлопотала над приготовлением ужина, – тебе снился сон… о чем или о ком?

– Бесси, – сказал я со вздохом, доставая ленты из своего рюкзака.

– Добрый или злой, Боб?