Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX века

В малолетнем отделении воспитание детей было домашнеев полном смысле слова. С самого основания Александровского корпуса и до 1843 года классной дамой малолетнего отделения была добрейшая старушка Марья Ивановна Боньот, которая перешла в Александровский корпус из бывшего малолетнего отделения 1-го кадетского корпуса, где начала свою службу, кажется, еще при Александре Павловиче, в первые годы его царствования. Образования она была скромного, даже не говорила по-французски (по крайней мере мы, дети, никогда не слыхали от нее ни одного французского слова), что ставилось непременным условием при назначении классных дам, но обладала в высшей степени добрым сердцем и любовью к детям. Сколько лет она провела в кругу детей, я не знаю, но она до такой степени свыклась с своим положением, что ее нельзя было себе представить без детей. Имея две отдельные маленькие комнаты, она только спала в одной из них, с раннего же утра и до того времени, как дети уснут, она от них не отлучалась. <…> Она не знала другой жизни, как жизнь с детьми: гуляла тогда, когда им надо было гулять, обедала и ужинала, когда они обедали и ужинали, ходила с ними в Царскосельский парк. В полтора года, которые я ее знал, она ни одного раза не оставляла нас даже на самое короткое время. <…> Никакого воспитательного плана или воспитательной системы Марья Ивановна не имела, да и не знала; она жила с детьми, не позволяла им ссориться и браниться, смотрела, чтобы они всегда были опрятны, чтобы вовремя ложились и вставали, вовремя уходили в классы; иногда показывала и объясняла им картинки, иногда спрашивала азбуку, которую дети только что выучили в классе, — словом, приучала их к порядку, к добрым взаимным отношениям, старалась их развлекать, действуя по внушению доброго, любящего сердца. Наказание она, правда, употребляла, но очень редко, в виде исключения и то только одно наказание: недолго постоять отдельно от товарищей; без пищи она никогда не наказывала, точно так же никогда не употребляла телесного наказания, столь распространенного во всех других отделениях Александровского корпуса.

Дети платили ей, со своей стороны, также любовью и искренностью. С каждой безделицей, со всяким цветочком, ягодкой или жучком, найденным в саду, дети бежали показать ей их и никогда не надоедали этим; она всегда посмотрит то, что ей показывают, и скажет несколько ласковых слов. Подарит ли ребенку в классах кто-нибудь карандаш, перо или тетрадку, он бежит из класса прямо к ней, показать свой подарок, думая ее обрадовать так же, как сам обрадовался, и она действительно радовалась всякой детской радости.

Несмотря на весьма редкое употребление наказаний, дух послушания и исполнительности царствовал в малолетнем отделении; зато, вследствие мягкости воспитания, дети отличались откровенностью, сердечной добротой и мягкими отношениями друг к другу: драки если и случались, то только между новичками, привозившими привычку к ним из дома, но в отделении дети скоро отучались от них; дети никогда не покушались отнять что-нибудь у своего товарища или без позволения взять чужую игрушку, которая всегда лежала на виду, так как ящиков и шкафов не было вовсе. <…>

В марте 1843 года мне должно было исполниться восемь лет, и мне предстоял перевод в ротные отделения; незадолго до моего перехода, на Рождестве, Марья Ивановна сильно заболела и к концу праздников, в январе, умерла. Она была католичка, и потому ее отпевали не в нашей церкви; по случаю больших холодов хоронили ее без нас; прощаться с ней не сочли удобным вести нас, и таким образом мы ее уже не видали от начала рождественских праздников.

После смерти М. И. Боньот, вероятно, по распоряжению великого князя Михаила Павловича, был отпечатан портрет ее, на котором она была представлена гуляющей в саду, окруженная троими детьми малолетнего отделения. Портрет нам только один раз показали, хотя следовало бы повесить его в залах и спальнях. Смотря на портрет, мы сожалели, что ни один из нарисованных детей не похож ни на кого из нас.

Вместо М. И. Боньот в малолетнее отделение была назначена m-me Кашинцева, бывшая до того в старших отделениях; она принесла с собой из ротных отделений все наказания и вместе с тем французский язык, бывший общеупотребительным разговорным языком между дамами и воспитанниками; но не принесла главного: той любви и сердечной теплоты к детям, которыми отличалась Марья Ивановна Боньот.

В ротных отделениях, куда перевели меня в марте 1843 года, классная дама уже не была так безотлучно при детях, как в малолетнем отделении, однако и здесь она стояла к ним так близко и была при них так часто, что могла быть в полном смысле слова воспитательницей и руководительницей своих детей.

Рота составляла одну воспитательную единицу, которая разделялась на три отделения. Классная дама 1-го отделения была в то же время старшей дамой. Меня перевели в 3-ю роту во 2-е отделение, где я уже находился до перевода в малолетнее отделение.