Кадота: Остров отверженных

– Что скажешь, Сол? Есть у девки шансы выжить в ИСА? – вопрошает голос. По мере того как вопрос проникает в мое сознание, сердце замирает в знакомом ритме страха и напряжения.

Ответ Сола оставляет горький вакуум в пространстве между гулким тарахтением автомобиля: – Сильно сомневаюсь.

Затем в разговор вступает второй голос, он звучит тише, но так же отстраненно, серьезно. Это был Макс: – Кажется, она отличается решительностью… может, она сможет стать файтером?

Последовал смешок, жестокий и скрежещущий, как гравий под сапогами. В салоне мобиля разлилось веселье Сола: – Файтер?! Она слишком слаба даже для секции садовника. Не думаешь?

Сразу за этим последовал надрывный кашель. Сквозь полуприкрытые глаза вижу, как Макс убирает в карман скомканную салфетку. Внезапно вспыхнувшее сочувствие застает меня врасплох, когда он начинает отвечать, в его голосе звучит твердость: – Но разве ваша секция не для того, чтобы каждый желающий обучался борьбе?

Ледяной взгляд Сола пронзает мрачную тишину.

– Это не благотворительная организация для жалких и слабых, Макси. Кроме того, Рэд не пожелает новых обременений в своей элитной секции. И я тоже. Поэтому для каждого лагеря "ИСА" существует строгий отбор. А эта кукла… не подходит ни для одного. Ее выкинут за три забора в течение суток. Точно тебе говорю!

По мере того как горькие слова Сола обрушиваются на меня, мои кулаки сжимаются, а беспокойство нарастает. В глубине души я знаю, что Сол прав. Я не приспособлена к этому, не готова к жестокой реалии острова. Однако… Соглашусь ли я с утверждением Сола, не имяя равных шансов на выживание, опущу руки?…

Пока дюномобиль гудит в ночи, ответ становится очевидным – однозначно нет.

…

Продолжая, казалось бы, бесконечную поездку по пустыне, на этот раз я обнаружила, что сон неуловим, а мысли закрутились в хаотичном круговороте. Мир за окном превратился в нечеткие формы и размытые оттенки. Тишину в салоне нарушал только гул мотора и редкий шорох кожаной куртки Сола, когда он смещался на водительском сиденье.

"Что подумает мама?" – вопрос повис в потоке сознания, словно гротескный портрет. Картина, написанная красками вины, беспокойства и сожаления, смотрела на меня немигающими глазами. Воспоминание о ее лучистом лице будоражило мое сердце, натягивая струны.

Зор промелькнул в моем сознании, и напоминание о нем ощущалось как горячий пронзительный толчок в груди.

"С ним все будет в порядке", – успокаивала я себя, – "Он должен жить дальше и жить… просто… жить".

Желание, мольба, надежда. Все в одном.

Машина наконец остановилась, и затихающий рокот двигателя звучал в моих ушах как биение собственного сердца. Когда в небе забрезжили первые лучи рассвета, я увидела, что мы встали перед неприметным форпостом посреди бесплодной пустыни.

Сол заглушил двигатель, и наступившая тишина жутким эхом отозвалась вокруг. Повернувшись ко мне, он изобразил на лице лукавую усмешку.

– Пора тебе уснуть, куколка. На этот раз как следует.

Меня предупредило лишь мелькнувшее движение в периферийном зрении. Как вдруг к моему лицу прижали пахучую влажную тряпку. Удушливый лекарственный привкус ворвался в мои ноздри, несмотря на мои отчаянные попытки задержать дыхание. Мои чувства начали размываться, темные пятна застилали зрение.

Как только я поддался неизбежному, грязная ухмылка Сола запечатлелась на моем витающем сознании. Его глумливое одобрение – мой финальный образ перед тем, как мир вокруг меня покачнулся и я провалилась в темную бездну.

…

Я обнаружила себя дезориентированной в какой-то серой комнате, лишенной всех удобств, кроме нескольких лавок и старых истертых покрывал.

Меня охватило беспокойство: я с трудом подсчитала людей, которые спали на скудных койках, некоторые из них были в лучшем состоянии, чем остальные.

Это была не простая комната, – настоящая карцерная камера. Холодная и угрюмая. Десять человек, включая меня, были заперты внутри – мне даже не нужно было осматривать массивную дверь, чтобы понять это. Вероятность того, что она откроется свободно, была ничтожнее, чем тонкое стеклянное окошко над ней.

Нахлынули воспоминания: о трагической ночи, о размытых фигурах гончих. Это было похоже на вернувшийся кошмарный сон.

Запястье почему-то сильно зудело, словно обожженное. Я попыталась рассмотреть, в чем дело, но было слишком темно, чтобы что-либо разглядеть.

Пока я лихорадочно соображала, что делать дальше, тишину наполнил гулкий звук чьих-то шагов. Звук отдавался в коридоре снаружи, заставляя других пленников ворочаться во сне. Когда дверь приоткрылась со звуком, пустившим стрелу страха в мое колотящееся сердце, из груди вырвалась непроизвольная молитва в надежде, что это не Сол. Но судьба распорядилась иронично: это был не он. Это был Макс.

Он безучастно начал рутинный осмотр узников, проверяя их состояние и… Их запястья?