Кафедра

– Я понимаю, – кивает она, – но рано или поздно вы узнаете. И я хотела бы, чтобы вы рассказали всё не только Кирсанову, но и мне. Может быть, моя просьба кажется вам глупой или странной, но я могу попытаться всё объяснить. Я с некоторых пор боюсь ходить на работу. Может быть, я схожу с ума, но мне всё время кажется, что кто-то только и ждет, чтобы я отвернулась, чтобы забыла убрать важные документы. Я знаю, Вадим думает, что всё это было направлено именно против него. Насчет кражи картины – не знаю и не хочу об этом говорить. Но что касается документов, то я почти уверена, что подставить пытались не его, а меня. Кто-то очень хочет, чтобы Кирсанов разуверился в моей компетентности.

Она, похоже, действительно напугана. Или умело кажется таковой.

– Думаю, вы преувеличиваете. Может быть, кто-то и взял эти документы, чтобы вас позлить или расстроить, но мне кажется, никто не хочет всерьез вам навредить.

– Нет, они все этого хотят! – почти выкрикивает она.

Какой-то закутанный в шарф прохожий смотрит на нас с любопытством.

– Все, кроме Кирсанова, – она понижает голос. – Я не хочу сказать, что они все плохие, а я – хорошая. Но я чувствую себя среди них чужой.

– Может, стоит попытаться эту ситуацию исправить? – советую я.

Она поправляет вязаную шапочку и застегивает воротник пуховика на верхнюю кнопку.

– Вряд ли получится. Да и что я должна для этого сделать? Испечь торт и пригласить всех на чай? Или самой напроситься к кому-нибудь в гости? Боюсь, они только посмеются надо мной.

Даже не знаю, что ей сказать. Что она сама виновата, в том, что отношения со значительной частью коллектива не сложились? Думаю, она сама это понимает. А если не понимает, то и вряд ли поймет, что бы я ей ни говорила. Да и трудно завязать дружбу с людьми при таких принципиально разных подходах к самому понятию «дружба».

Светлана

Мимо медицинского кабинета на первом этаже университета я стараюсь проскочить незаметно – снова обсуждать со Светланой измену Вадима я не хочу. И благополучно миновав этот участок, вздыхаю с облегчением. И зря – я встречаю Елизарову на парадной лестнице.

– Добрый день, Алиса Афанасьевна! – строго говорит она и буравит меня взглядом.

Я здороваюсь и норовлю идти дальше.

– Не могли бы мы поговорить? – спрашивает Светлана. – До начала занятий еще десять минут.

Я могу сказать, что мне нужно еще перелистать конспекты или проверить контрольные работы, но почему-то не говорю, а послушно плетусь за ней.

– Алиса, скажи честно – ты или Саша поговорили с Кирсановым?

Она смотрит на меня как на провинившуюся ученицу (точно такой же взгляд я видела в детстве у моей первой школьной учительницы Амалии Николаевны в те моменты, когда оказывалось, что я не выучила уроки) и невольно заставляет меня оправдываться.

– Я – нет. Мне, знаешь ли, не очень удобно обсуждать с ним эту тему, – бормочу я.

Она кивает – с этим она согласна. С таким же успехом она может обсудить с ним это сама, но тоже явно считает это неудобным.

– Но Саша с ним разговаривал. Он передал ему твои слова.

Ее брови взлетают вверх.

– И что? – вопрошает она.

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Кирсанов не считает нужным передо мной отчитываться.

Она приглаживает коротко стриженые волосы – не знаю, зачем – неужели тоже волнуется?

– Может быть, Саша был недостаточно убедителен? – предполагает она. – Хочу тебе сказать, что их разговор не подействовал на Вадима – я видела его вчера вместе с этой девицей в «Гостином дворе».

Она прекрасно знает имя-отчество «этой девицы», но предпочитает называть ее именно так.

– Они что, целовались и в магазине? – ужасаюсь я, едва сдерживая смех.

– Нет, конечно, – она ужасается отнюдь не понарошку. – Они даже не держались за руки. Но всё равно выглядели по-идиотски.

Кажется, я глупо хихикаю.

– Что в этом смешного? – удивляется Светлана. – Он поступает непорядочно, а вы это одобряете.

Честно говоря, мне не хочется выслушивать ее нотации – я уважаю ее мнение, но вовсе не обязана его разделять.

– Извини, Света, но тебе не кажется, что это – не наше дело? Они – взрослые люди.

– Знаешь, Алиса, – холодно говорит она, – есть такое понятие – женская солидарность. Мне кажется, ты об этом забыла.

Звонок на урок избавляет меня от необходимости отвечать. Нехорошо так говорить, но, кажется, я понимаю, почему Степан на ней не женился.

Таня

Плачущей Таню я застаю совершенно случайно – если бы она знала, что я вернусь на кафедру за пакетом с контрольными работами, который забыла у себя на столе, уверена, она постаралась бы сдержаться. Но я возвращаюсь, распахиваю дверь в кабинет и вижу ее залитое слезами лицо.

– Танечка, что случилось?

Она размазывает ладошками слезы по щекам и шмыгает носом.

– Ничего, Алиса Афанасьевна. Это я так, вспомнила кое-что.

А слёзы всё катятся и катятся.