Кафешантан. Рассказы

Когда Лаврецкая увидела, что пред столом Короткова остановился человек с огромным подносом и, снимая с него тарелки, стал заполнять ими стол, у нее потемнело в глазах. Вид бутылок, поставленных пред Коротковым и его соседкой, привел Лаврецкую в отчаяние. Желание мстить, досадить Короткову, притвориться веселой, — все это исчезло сразу. Она видела только соперницу. Она не понимала, что с ней творится. Лаврецкая все сразу забыла. Оставив кутеж, она, подобрав решительно платье, грубо и энергично, пробиралась к столу Короткова. Лаврецкая на студента даже не смотрела, а остановилась в вызывающей позе пред хористкой Верой.

— Уходите! — сказала Лаврецкая твердо и категорически.

На лице Веры промелькнуло какое-то странное выражение: не то насмешка, не то сдерживаемый гнев. Она как бы с удивлением посмотрела на Короткова, который сидел растерянный и смущенный, и ответила:

— С какой стати, какое вам дело? — и окинула певицу презрительным, и беспокойным вместе, взглядом.

— А такое дело, что это мой знакомый! — ответила Лаврецкая, и губы ее задрожали. Ее порывало вцепиться в хористку.

— Я также знакома с ним, — пожала обидно для Лаврецкой, плечами Вера,... — прошу вас, не приставайте ко мне, я вас не знаю...

Резко повернувшись на стуле и облокотившись о стол, Вера стала в упор глядеть на сидевшего в недоумении Короткова. Ридикюль дрожал в руке Лаврецкой.

— Я вас прошу, уходите! — повторила она глухо.

Вера повернула к Лаврецкой лицо и обратилась к ней с гримасой:

— Пожалуйста, не смотрите на меня таким басом. Я вас нисколько не боюсь, я могу сидеть с каким хочу гостем!

— Слушайте, — обратилась полуугрожающе Лаврецкая к студенту, — скажите ей, чтобы она лучше ушла. Слышите, скажите ей; пусть уходит.

Лаврецкая тяжело дышала. Она в сущности не понимала ясно, чего она хочет и чем руководствуется, настаивая на уходе хористки от Короткова. Она поддалась тому специфическому припадку ревности, который всегда наблюдается в кафешантанном мире. Это не была ревность обыкновенных женщин, основанная на своем праве, это была ревность истерическая, внезапная и сильная, часто беспричинная, непонятная.

— Что же я могу сделать, — пробормотал растерянно Коротков.

Он не мог отогнать от себя хористку, он не решился бы на такую грубость, но, вместе с тем, не мог отказать и Лаврецкой, которая упорно настаивала, чтобы Вера ушла от него. В то же время его задело требование Лаврецкой. Он считал, что она не имеет права претендовать, чтобы он не ухаживал за Верой, и вообще ревновать, потому что сама Лаврецкая вела себя непростительно. Этим поводом он решил воспользоваться, чтобы не исполнить требование Лаврецкой, несмотря на то, что гнев ее и возбуждение ему льстили и даже давали ему известное удовлетворение. Короткову очень не хотелось обижать Веру, но он не желал сразу сдаться, помириться с Лаврецкой и простить ей, чувствуя себя победителем.

— Чего вы хотите? — спросил он ее высокомерно и ядовито, — ведь, я вас не трогал, когда вы там пьянствовали. Идите к ним, вам с ними весело... Для чего я вам...

Вера торжествующе улыбнулась и насмешливо и гордо стала оглядывать смутившуюся и растерявшуюся от слов студента Лаврецкую.

— А, так вот что, — пробормотала Лаврецкая, не зная, что делать, — так вы за нее... Ну, что-же, если она вам нравится, оставайтесь с ней, можете, сколько угодно наслаждаться. Я не препятствую...

Лаврецкая хотела сделать насмешливую гримасу, но едва не заплакала, и на углах ее глаз показались слезы. Тогда Короткову сделалось жаль ее, и он решил освободиться от общества Веры.

— Вы видите, какая она, — конфузливо обратился он к хористке, — уступите ей...

— С какой стати, — не соглашалась Вера, — какое она имеет право гнать меня, кто она такая?

Лаврецкую вывело из себя упорство хористки.

— Да что вы с ней разговариваете, — крикнула она студенту, указывая презрительно на Веру, — она хочет вас обставить, дайте ей пять рублей, и пусть отчаливает...

Услыша эти слова, Вера вскочила дрожа от злобы.

— Скажите, пожалуйста, какой фасон, — крикнула она Лаврецкой, передразнивая ее, — обставить!? — Ты бы лучше за собою смотрела. Ты, ведь, весь вечер всех обставляешь, накрываешь кого только можешь — бессовестная. Очень мне нужен твой студент, не видела я этих коллег. В самом деле, дура воображает! Я тебе, вместе с ним, дам пять рублей. Наплевать мне на твоего студента и на тебя...

Женщины стояли одна против другой в угрожающей позе, с дрожащими губами и сверкающими глазами. Вблизи не было ни Пичульского, ни Ольменского и, некому было прекратить скандал в начале. Озлобленные и и нервные девушки стали ругаться среди ресторана, изощряясь в оскорблениях, грубых насмешках и брани. Полные глубочайшего презрения друг к другу, они тряслись от злобы, извергая визгливо ругательства, и готовы были каждую минуту вцепиться одна другой в волосы. Они выливали одна на другую потоки грязи, старались перещеголять одна другую в тяжелых упреках, не думая, что каждая обвиняет другую в том, в чем сама виновата. Каждая пачкала противницу своей же грязью.