— Барышня! — меня внезапно окликнули, когда я уже отошел на приличное расстояние
Я остановился. Обернувшись, увидел спешившего ко мне солдата, с собакой, в то время, как его однополчане бежали к месту катастрофы. Я надеялся, что за всем происходящим на меня не обратят внимание, но увы…
Младший офицер, — я разглядел его знаки различия
— Вы пассажирка поезда? — задал риторический вопрос офицер, когда нагнал меня, наконец.
Я лишь кивнул ему, и рыдая, показал свою искалеченную руку.
Увидев состояние моей руки, солдат что-то коротко сказал в рацию и от спешившей к поезду группы бойцов отделился один тип, направившийся в нашу сторону.
— Раненая. С поезда. Оставляю ее на тебя. Как закончишь — доложишь и к составам! — приказал обнаруживший меня тип своему сослуживцу, который, судя по всему, был штатным медиком
— Есть, ваше благородие! — ответил медик, а «его благородие», вместе со своим псом, некой лохматой овчаркой, отвалил в сторону аварии
— Легко отделалась, барышня! — улыбнувшись, сказал мне, явно успокаивая, занявшийся моей рукой военный медик, — где твои родители?
— Неее знаююю, — ревел я
— Ясно, — ответил тот, делая инъекцию анестезии, после чего моментально прошла боль в руке, однако голова болела так, что…
— И проглоти вот эти таблетки, — продолжил он, суя мне в здоровую руку несколько таблеток, а затем, флягу — запить.
Пока я глотал выданную фарму, врач расстелил на земле что-то вроде пеленки.
— А теперь сядь, пожалуйста, на коленки и положи руку на пеленку, — приказал он, а после того, как я выполнил требуемое, сказал:
— Отвернись, не смотри сюда!
Я отвернулся.
— Чувствуешь что-нибудь? — спросил он
— Нет, — ответил я, шмыгая носом
— Хорошо. Повезло, что рана чистая, — сообщил он, орудуя каким-то хирургическим инструментом и поинтересовался, — сама перевязывала рану?
— Да, — ответил я
— Молодец! — похвалил медик, а затем вновь приказал, — Подними чуть руку, но не смотри!
Я выполнил требование, а медик облил мою руку некой жидкостью, из-за чего защипало столь люто, что я даже вскрикнул, а после, «попшикал» на рану спреем, антисептик, наверное, и начал делать перевязку.
Закончив, а перевязал мою руку он очень быстро, сказывался, видимо, немалый опыт, спросил, осматривая мою голову:
— Как себя чувствуешь? Больше нигде ничего не болит?
Я отрицательно помотал головой, пропищав, утирая слезы:
— Спасибо!
— Хорошо, — ответил медик и сделав мне напоследок еще одну инъекцию чего-то там, спросил, — как тебя зовут?
— Мила, — заикаясь от слез, ответил я
— Хорошо, Мила, побудь пока здесь! Никуда не уходи! За тобой скоро придут!
— Ладно, — сказал я, делая вид, что успокаиваюсь, — буду ждать тут!
— Умница, барышня! — улыбнулся мне боец, и побежал к месту катастрофы, делая на ходу доклад по рации.
И я побежал, вернее пошел очень быстрым шагом, рассматривая перевязку, когда «типчик» уже удалился на приличное расстояние.
Мне повезло! Во-первых, оцепление сняли, а солдат отправили на помощь выжившим, а стало быть они не знали истинной сути происходящего, ибо мне что-то подсказывает, что если бы их начальство было заодно с убийцами, то насколько горестно не было смотреть на искореженные останки поездов, солдатам запретили бы покидать свои позиции в оцеплении!
А, во-вторых, я не встретил коллег убийцы! По крайней мере пока…
Когда я уже покидал «узел», сойдя на тропинку рядом с «путем», где освещение было гораздо слабее, от чего стало существенно меньше света и куда больше тьмы, боковым зрением заметил, как что-то случилось…
Огонь! Уверен, что увиденное зрелище я не забуду до самой смерти! Очередной…
Пламя разливалось по округе, будто вышедшая из берегов река! Величественно! Красиво! И страшно!
Я припустился бегом по тропинке! Надо добраться до «сортировочной», как можно скорее!
Через пару минут раздался первый из череды взрывов! Он был столь мощным, что затряслась даже земля! В небо взметнулся столб огня немыслимых размеров, обращая ночь в день! И еще один столь же мощный взрыв!
Дошедшей ударной волной меня кинуло наземь! Еще одна волна! И еще взрывы, всего около дюжины! На сей раз гораздо менее сильные.
Поднявшись на ноги, выпил всю оставшуюся воду и продолжил бежать! Бежать и истерично хохотать! У меня началась истерика.
Интересно, — спросил сам у себя, хохоча во все горло, — если что, Суд, при вынесении вердикта, примет во внимание факт того, что у меня есть справка из дурдома…?
И тут, я внезапно перестал хохотать. Память показала мне лицо военного медика, который обрабатывал и перевязывал мою руку. И у меня защемило в груди. Это было чисто женское чувство…
Мог ли этот человек спастись, выполняя свой долг на месте катастрофы?
Если этот человек — погиб, то он единственный из погибших, за эти пару дней, кого мне было искренне жаль.
У меня на глазах, против воли, вновь выступили слезы. На сей раз не от притворства.
Два мощных армейских грузовика остановились на обочине шоссе, заглушив двигатели.