— Какой из чемоданов твой? — задала воспитатель мне риторический вопрос, ибо было совершенно очевидно, что чемодан из крокодиловой кожи или какого-то иного, подобного ему гада, здесь мог принадлежать только мне.
Я указал на него, после чего та приступила к его аккуратному потрошению.
— Открой, пожалуйста, свою тумбочку, — обратилась ко мне другая.
Вместо требуемого действия, я просто передал ей ключ.
Поскольку из ценных вещей у меня были только видеофон, который я всегда держал при себе, вэм — стоящий в данным момент на столе, да конверт с деньгами, то открыв мою тумбочку, на нее были выложены лишь «зарядка» от видеофона, да конверт. В который, естественно, также сунули свой нос, на всякий случай.
— Тут нигде ничего нет, — констатировала факт одна из проверяющих воспитателей.
— Проверьте ее кровать, — приказала Директриса.
— Кайа, ты можешь убрать на место свои вещи, — сказала мне воспитатель.
— Это ваше требование или просьба? — уточнил я.
— Просьба, конечно, — за нее ответила Директриса.
— В таком случае, я отказываю вам в вашей просьбе, — был мой ответ воспитателю, — я вам не Прислужница и даже не домработница. Раз вы все вытащили — будьте так любезны, уберите все на место. Аккуратно, само собой! Как говорится, любишь кататься — люби и саночки возить!
Мой ответ сильно возмутил представителей администрации и воспитателей, последние с явным негодованием посмотрели на меня. Что меня совсем не тронуло. Я, как стоял с безмятежным выражением лица, так и продолжил стоять. Роль необходимо отыграть до конца.
После того, как мои вещи были аккуратно сложены на место, с кровати сначала сняли покрывало. Затем взялись за подушку, сняв с нее наволочку и ощупав. После чего, тоже самое проделали с одеялом.
Не найдя ничего криминального и там — подняли матрац, и вот на этом моменте, я, про себя, само собой, выругался:
— Бляха-муха! Кажется, они искали вот это вот!
На деревянном основании кровати лежал какой-то журнальчик, на обложке которого стояли, держась за руки, мужчина и женщина. Как, блин, «рабочий и колхозница»!
Назывался журнальчик: «Маякъ».
Я отдал должное своему самоконтролю, не побледнев и не изменившись в лице, а все так же бесстрастно взирал на происходящее и записывал все на камеру видеофона.
Взглянул на Директрису. Лицо той, сменив несколько оттенков, стало мертвенно бледным, я услышал, как кто-то испуганно прошептал:
— Диссидентская литература.
— Боже мой… — начала было причитать Директриса.
— Вера Степановна, — не очень-то вежливо перебил я ее, — это не мое!
Одна из воспитателей хотела было взять журнал, но отдернула руку, услышав мой приказной тон:
— Стойте! На журнале должны были остаться отпечатки пальцев его хозяйки!
Я взглянул на негодницу, та не обратила никакого внимание на мои слова, про отпечатки пальцев, на ее лице было выражение триумфа.
Директриса, держась за лоб, присела на соседнюю кровать.
— Что я вам говорила! — радостно сказала негодница. — Я видела ее с этой брошюрой!
Я свирепо на нее посмотрел, поинтересовавшись:
— И где же ты меня, позволь спросить, видела с этим журнальчиком?
Та, чуть запнувшись, ответила:
— Я видела тебя с «этим» в туалете!
Пфф! — фыркнул я.
— По твоему выходит, что я, стало быть, решила почитать, сидя в туалете. И когда выбирала чтиво, то подумала, дай-ка возьму с собой, вместо надоевшего любовного романа, что-нибудь этакое! Из «запрещенки». За что можно «в легкую» отправиться на каторгу. Ну, а что? Все же такое читают сидя на унитазе, да?! Мне слегка досадно от того, что ты «сестра» считаешь, будто я законченная дура!
Некоторые из присутствующих, несмотря на неприятность всей этой ситуации, хмыкнули, представив подобное.
— Это уже не говоря о том, откуда такой ребенок как ты, могла знать, как называется и выглядит запрещенная законом литература?
Вот лично я, к примеру, из всей «запрещенки» узнаю, наверное, только Майн Кампф. Если она запрещена, конечно. И то, лишь потому, что это сильно «распиаренная» книга. А аудитория всей остальной «запрещенки» — экстремисты, террористы, да различные сектанты.
Короче говоря, обычный рядовой обыватель, о подобной литературе знать не знает. И это при той степени «либерализации» информационного поля, что была в мире моей прошлой жизни.
А Российская Империя здешнего образца в этом плане отличается кардинально. Местное начальство, похоже, взяло курс на построение «счастливого общества». Так что в местных новостях, никаких «прекрасных историй» про грабежи, убийства, изнасилования и прочее, вы не найдете.
Как и про различные стачки и забастовки. При довольно высокой «либерализации» «рынка» в Империи, политика — это табу для рядового поданного Государя-Императора, так что, тутошний «Гуголь» ничего про запрещенную политическую литературу вам не расскажет.
Да и возраст негодницы — не тот, чтобы интересоваться данной тематикой.