Каин и Авель

Флорентина пошла за отцом, уверенно шагавшим по небольшой тропинке в лесу среди покрытых мхом берёз и дубов. Спустя двадцать минут они вышли на небольшую полянку, и перед ними появился домишко охотника. Авель стоял и пристально смотрел на него. Он и забыл, как невелик был его первый дом: как же в нём могли поместиться девять человек? Черепичная крыша явно нуждалась в ремонте, камни стен были выщерблены, стёкла в окнах – разбиты, а сам дом казался необитаемым. Когда-то ухоженный фруктовый сад и огород поросли сорняками.

Да живёт ли тут кто-нибудь? Флорентина взяла отца за руку, медленно повела его ко входной двери и тихонько постучала. Ответа не было. Флорентина постучала ещё раз, теперь чуть погромче, и за дверью послышалось какое-то движение.

– Иду-иду, – произнёс по-польски скрипучий голос, и дверь приотворилась. На них смотрела старая женщина, сгорбленная и худая, одетая во всё чёрное. Вихры неприбранных волос торчали из-под её платка, а серые глаза непонимающе смотрели на визитёров.

– Этого не может быть! – воскликнул Авель по-английски.

– Что вам нужно? – спросила старуха с оттенком подозрения в голосе.

– Можно зайти и поговорить? – спросил Авель по-польски.

Её глаза испуганно смотрели то на Авеля, то на Флорентину.

– Старая Елена не сделала ничего плохого, – умоляющим тоном произнесла она.

– Я знаю, – сказал Авель нежно. – У меня для вас хорошие новости.

Старуха с неохотой позволила им войти.

– Не могу разжечь огня, – проскрипела она, шевеля решётку своей палкой. Слабо тлеющее полено не хотело разгораться, а женщина напрасно рылась в карманах. – У меня нет бумаги. – Она взглянула на Авеля, и в её глазах впервые загорелась искра интереса. – А у вас нет бумаги?

Авель пристально посмотрел на неё.

– Вы не помните меня? – спросил он.

– Нет, я вас не знаю.

– Да знаете, Елена. Меня зовут… Владек.

– Вы знали моего маленького Владека?

– Владек – это я.

– О нет, – произнесла она с печальной отрешённостью. – Он был слишком хорош для меня, на нём была Божья отметина. Барон отнял его, чтобы сделать ангелом, да, забрал у матери малыша…

Её старческий голос был скрипуч и тих. Она села, её морщинистые руки теребили подол.

– Я вернулся, – сказал Авель уже настойчивее, но старуха не обращала на него внимания, и только её дрожащий голос продолжал звучать, как будто в комнате никого больше не было.

– Они убили моего мужа, моего Яцека, а всех моих любимых детей забрали в лагерь, кроме маленькой Софии. Я спрятала её, и они ушли ни с чем. – Её голос был ровным и равнодушным.

– А что случилось с маленькой Софией? – спросил Авель.

– Русские отняли её у меня в следующую войну, – сказала она безразличным голосом.

Авель содрогнулся.

Старуха очнулась от воспоминаний.

– Что вам нужно? Почему вы задаёте мне эти вопросы? – требовательно спросила она.

– Я хотел познакомить вас с моей дочерью Флорентиной.

– Когда-то у меня была дочь по имени Флорентина, а теперь осталась только я одна.

– Но я… – Авель начал расстёгивать рубашку.

Флорентина остановила его.

– Мы знаем, – улыбнулась она старухе.

– Да как ты можешь знать? Это случилось задолго до твоего рождения.

– А нам рассказали в деревне, – не задумываясь, ответила Флорентина.

– У вас нет бумаги? – спросила Елена. – Мне нужна бумага, чтобы развести огонь.

Авель беспомощно посмотрел на Флорентину.

– Нет, – ответил он. – Извините, мы не захватили.

– Чего вам надо? – вновь повторила старуха злым голосом.

– Ничего, – ответил Авель, смирившийся с тем, что она не вспомнит его. – Мы просто зашли сказать «привет».

Он вытащил из кармана бумажник, вынул из него злотые, которые обменял на границе, и протянул старой Елене.

– Спасибо, спасибо, – довольно сказала она.

Авель наклонился, чтобы поцеловать свою приёмную мать, но та уклонилась.

Флорентина взяла отца за руку, вывела из дома и повела его по лесной тропинке к автомобилю.

Старуха следила за ними из окна, пока не убедилась, что они скрылись из виду. Затем смяла каждую банкноту в комок и аккуратно подложила их в печь. Они сразу же загорелись. Старуха положила поверх горящих злотых поленья и села у огня – самого яркого за многие недели – потирая руки от удовольствия и тепла.

Всю дорогу к машине Авель молчал, пока перед ними не показались ворота имения. Он изо всех сил пытался забыть о том, что видел в домишке, и сказал Флорентине, что сейчас она увидит самый красивый замок в мире.

– Когда ты прекратишь всё преувеличивать, папа?

– В мире, – тихо повторил Авель.

– Я скажу тебе, превосходит ли он Версаль, – засмеялась Флорентина.

Они сели в машину, и Авель въехал в ворота, вспоминая грузовик, на котором он проехал через них же в последний раз, и направился к замку в полутора километрах отсюда. На него нахлынули воспоминания о счастливых днях, когда он жил здесь ребёнком с бароном и Леоном, и о несчастных днях, когда русские увезли его из любимого замка и он думал, что никогда больше его не увидит. Но теперь Владек Коскевич возвращался, и возвращался, чтобы потребовать назад то, что принадлежало ему по праву!