Каирская трилогия (ЛП)

— Совсем вы нас оставили, шейх Мутавалли, с самой Ашуры не удостаивали нас честью увидеться с вами.

Шейх незатейливо и безразлично сказал:

— Я исчезаю, когда захочу, и появляюсь, когда захочу, и не спрашивай, почему…

Господин Ахмад, который уже привык к его стилю, улыбнулся, и пробормотал:

— Даже если вы и отсутствовали, ваша благодать никуда не делась…

Но не было заметно, чтобы на шейха эта лесть произвела впечатление; скорее напротив: он дёрнул головой, что указывало на его нетерпение, и резко произнёс:

— Разве я не обращал твоё внимание не раз, чтобы ты не начинал разговор и сохранял молчание, пока я говорю?!

Господин Ахмад, не желая затевать с ним ссору, сказал:

— Простите, шейх Абдуссамад, я позабыл об этом напоминании из-за вашего длительного отсутствия.

Шейх ударил ладонью о ладонь и закричал:

— Оправдание хуже вины! — Затем, грозя указательным пальцем, сказал. — Если ты и дальше будешь упорно мне противоречить, я откажусь брать от тебя подарок!

Господин Ахмад твёрдо сжал губы и простёр ладони, поневоле сдавшись и заставляя себя замолчать на этот раз. Шейх Мутавалли выждал, дабы удостовериться в его послушании, затем откашлялся и сказал:

— Благословение любимому господину нашему.

Господин Ахмад с глубоким чувством произнёс:

— Да будет над ним благословение и мир!

— Да воздаст Аллах должное твоему отцу, и да смилостивится Он над ним и упокоит его с миром. Я вот сижу здесь на твоём месте, и не вижу никакой разницы между отцом и сыном. Разве что покойный носил чалму, а ты вот сменил её на феску…

Ахмад с улыбкой пробормотал:

— Да помилует нас Аллах…

Шейх зевнул, да так, что из глаз его потекли слёзы, затем продолжил:

— Молю Аллаха, чтобы Он даровал детям твоим — Ясмину, Хадидже, Фахми, Аише, Камалю, и матери их успех и благочестие. Амин…

Странным показалось господину Ахмаду, что шейх упомянул имена его дочерей, Хадиджи и Аиши, несмотря на то, что он сам давно сообщил ему, как их звать, чтобы тот написал для них амулеты, и шейх не первый и не последний раз произносил их имена, однако повторение имени даже одной из его женщин вне стен дома — пусть даже устами шейха Мутавалли — звучало порой странно и неприятно для него. Он пробормотал:

— Амин, о Господь обоих миров…

Шейх вздохнул и сказал:

— И прошу я Аллаха Всемилостивого вернуть нам эфенди нашего, Аббаса, при поддержке войска халифата, от первого до последнего…

— Мы просим Его, ведь для Него нет ничего сложного.

Шейх заговорил громче, и с раздражением сказал:

— И да потерпят англичане и их пособники отвратительное поражение, после которого не будет у них опоры.

— Пусть Господь наш поразит их всех карой Своей…

Шейх горестно качнул головой и сказал с тоской в голосе:

— Я вчера был в Москве, и два австралийских солдата преградили мне дорогу, требуя отдать всё, что было при мне. Я только вытряхнул свои карманы перед ними и вытащил единственную вещь, что у меня была — початок кукурузы. Один из них взял его и пнул ногой, словно мяч, а другой выхватил у меня чалму, развязал шарф, порвал их и бросил мне в лицо.

Господин Ахмад следил за его рассказом, стараясь справиться с обуревавшей его улыбкой, и тут же замаскировал её преувеличенным сочувствием, воскликнув:

— Да уничтожит Аллах их вместе с их семействами…

Шейх закончил свой рассказ словами:

— Я поднял руки к небу и закричал: «О Могущественный! Уничтожь их народ, как они уничтожили мою чалму…»

— Да не оставит Аллах без ответа эту мольбу…

Шейх откинулся назад и закрыл глаза, чтобы немного отдохнуть. Пока он оставался в таком положении, господин Ахмад с улыбкой всматривался в его лицо. Затем шейх открыл глаза и обратился к своему собеседнику тихим голосом, в котором проскальзывали нотки, предвещавшие какую-то важную тему:

— До чего же ты доблестный и великодушный человек, о Ахмад, сын Абд Аль-Джавада!

Ахмад довольно улыбнулся, и сдержанно произнёс:

— Боже сохрани, о шейх Абдуссамад…

Но шейх опередил его и не дал закончить:

— Не торопись. Такие, как я, высказывают похвалу лишь как подготовку, чтобы потом сказать правду, в виде поощрения, о сын Абд Аль-Джавада…

В глазах господина Ахмада проскользнул интерес вместе с опаской, и он промямлил:

— Господь наш, помилуй нас…

И шейх ткнул в него своим толстым указательным пальцем, и спросил тоном, больше похожим на угрозу:

— Ты же верующий, благочестивый человек. Но что ты скажешь о своём увлечении женщинами?

Господин Ахмад, привыкший уже к откровенности шейха, не встревожился из-за такого наскока, и лаконично засмеялся. Затем сказал:

— И что с того? Разве не рассказывал Посланник Аллаха, мир ему и благословение Аллаха, о своей любви к благовониям и женщинам?

Шейх нахмурился и презрительно скривил рот в знак протеста словам Ахмада, который не был удивлён тому, и сказал:

— Дозволенное не есть запретное, о сын Абд Аль-Джавада, а брак — это не беготня за распутными женщинами…

Господин Ахмад устремил взгляд куда-то в сторону и серьёзным тоном произнёс:

— Я вообще никогда не позволял себе покуситься на честь или достоинство кого-либо, и слава Богу…

Шейх ударил руками себя по коленям, и странным, порицающим тоном сказал: