Каирская трилогия (ЛП)

Слепой воспринял её колотушки со смехом, и раскрыл рот, будто для того, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его, предпочитая быть с ней в мире. Певица повернулась к Ахмаду и тоном, в котором звучала угроза, сказала:

— Таково воздаяние тому, кто преступает границы.

Ахмад, сделав вид, что встревожен, и ответил:

— Но я ведь пришёл сюда поучиться невоспитанности.

Женщина ударила себя в грудь и воскликнула:

— Ну и ну! Послушайте-ка, что он говорит!

Почти все в один голос сказали:

— Его слова — лучшее, что мы до сих пор слышали.

Один из его приятелей добавил от себя:

— А вы должны дать ему затрещину, если он преступит границы вежливости.

Другой с уверенностью в голосе сказал:

— Заставьте его слушаться себя, если он невоспитанный.

Вскинув брови в знак удивления, дама спросила:

— Так вот насколько вы любите невоспитанность!

Ахмад глубоко вздохнул и сказал:

— О Создатель, пошли же нам долгих лет жизни!

Но певица в ответ на это только взяла свой бубен и сказала:

— Теперь я дам вам послушать кое-что получше.

И игриво стукнула в него, но из-за болтовни гостей звук бубна, который словно увещевал их, никто так не услышал, и она заставила его замолчать. Этот звук нежно ласкал слух, и гости оживились. Музыканты же настроились на работу. Присутствующие опустошили свои бокалы и устремили взгляд на певицу. В зале воцарилась тишина, почти звенящая от напряжённой готовности веселиться. Певица сделал знак оркестру, и тот начал играть в честь Усман-бека. Гости водили головой в стороны, подпевая, а Ахмад отдался мелодии цитры, что жалила его в самое сердце и воспламеняла в нём отголоски различных песен, что он давно слышал на весёлых вечеринках. Они напоминали капельки нефти, что капали друг за другом на горящие угли, всё больше разжигая пламя. Цитра была самым любимым его инструментом, и не только из-за мастерства исполнителя, но и из-за той тайны, которую он извлекал из её струн. Он знал, что слушает всего лишь музыканта, господина Абдо, но его влюблённое сердце скрывало любовь и всё то, чего не выразить искусством.

Оркестр тем временем закончил исполнение, и певица запела: «Тот, кто опьянён и простой водой…», и оркестр с энтузиазмом подпевал ей. Пение на два отдающихся эхом голоса было просто изумительным: один голос — слепого цитриста — был густым и низким басом, а другой — тонким и высоким, почти как у ребёнка — голос Занубы-лютнистки. В груди у Ахмада от волнения всё бурлило, и он поспешил опрокинуть свой бокал, что держал в руках. Он опустошил его и пустился подпевать мелодии. Голос его резко зазвенел во вступлении — из-за того, что он пустился петь с сухим горлом, не проглотив слюну. Но вскоре его пример поощрил и остальных его товарищей, которые тут же стали подражать ему, и вскоре уже все собравшиеся в салоне превратились в единый хор, исполнявший песню в один голос. А когда эта увертюра закончилась, и Ахмад всем своим духом приготовился слушать — в силу привычки — сольное исполнение, певица закончила аккордную часть своим звонким смехом, который говорил о том, что она очень рада, и ей всё понравилось, и начала поздравлять новичков в своём ансамбле, подшучивая над ними и спрашивая, какую партию теперь им бы хотелось послушать.

Ахмад почувствовал сильное волнение: то был момент смущения, когда его страсть к пению подверглась трудному испытанию, о котором окружающие и не догадывались. Но уже в следующую секунду он понял, что Зубайда просто не способна исполнять сольные номера подобно всем остальным певицам, ведь она сама — настоящая «бомба», и ему захотелось, чтобы она выбрала для него какую-нибудь лёгкую песенку, из тех, что поют на свадьбах женщины, вместо того, чтобы попытаться спеть одну из знаменитых оперных партий, в которой уж точно он не сможет хорошо подпевать ей. Он решил избежать трудностей, которые пугали его, и отдать предпочтение незамысловатой песне, которая больше подходила этому салону. Он спросил:

— А что вы думаете про «Птичка моя, птичка. Веселись…»?

Пристальным, многозначительным взглядом он посмотрел на неё, словно чтобы намекнуть ей предложить спеть ту самую песню, что ознаменовала их знакомство в гостиной всего несколько дней назад. Но тут вдруг из дальнего угла салона раздался крик:

— Ты лучше попроси спеть это у своей матери!..