Каирская трилогия (ЛП)

Она против воли замолчала, а сердце её теснило от вихря воспоминаний, несмотря на радость встречи и пробуждаемых в душе надежд. Она говорила с волнением, будто сообщая ему о том, что таилось у неё в груди. Когда ей стало совсем невмоготу молчать, она посетовала:

— Не истязай ты меня, ты ведь у меня один-единственный.

Эти слова произвели на него какое-то странное действие, он словно впервые обнаружил это, хотя и находил в этом новый повод для гнева. Да, он и правда её единственный сын, и она тоже его единственная мать, но сколько же у неё мужчин!..

Он отвернулся от неё, чтобы не показывать выступившие на лице отвращение и гнев. Затем зажмурил глаза, убегая от отвратительных воспоминаний. И в этот момент услышал, как она с ласковой мольбой произнесла:

— Позволь мне верить, что моё нынешнее счастье есть на самом деле, что оно не иллюзия, и что ты пришёл ко мне, чтобы навсегда сбросить с сердца тяжкое бремя прошлого…

Он посмотрел на неё долгим сосредоточенным взглядом, в котором виднелся серьёзный ход мыслей. В тот момент не было ничего, что бы заставило его отказаться от собственной цели, даже если бы ему дали отсрочку. Слова, что он произнёс, свидетельствовали, что он вкладывает в них гораздо меньше смысла, чем хотел бы:

— Это зависит только от тебя. Если хочешь, то у тебя будет то, что ты любишь…

Тревога в её глазах указывала, что он внушил ей страх. Она сказала:

— Я всем сердцем хочу, чтобы ты любил меня. Я очень давно этого желаю. Сколько я стремилась к этому, а ты безжалостно отвергал меня.

Но он не слышал её, ибо был занят своей пламенной речью, возбуждавшей его ум:

— Ты делаешь всё, что тебе заблагорассудится, не оценивая последствий. Я же всегда был жертвой, которую ты воспринимаешь как плату за причинённое тебе ни за что, ни про что зло. Ты считала, что жизнь ведёт тебя к какому-то здравому смыслу. Я же дивлюсь лишь тому, что о тебя говорят: что ты снова хочешь выйти замуж!.. Что ещё за скандал такой, что повторяется через каждые несколько лет, и так до бесконечности?!..

Мать в глубоком отчаянии слушала его, казалось бы, с каким-то равнодушием, а затем скорбно сказала:

— И ты жертва, и я жертва. Оба мы жертвы того, что тебе внушает твоей отец и та женщина, что живёт у него на иждивении!..

Такой поворот беседы, казавшейся смешной, удивил его. Однако он не засмеялся, а лишь ещё сильнее разозлился и ответил:

— С чего бы отцу и его жене впутываться в такие дела?!.. Тебе не удастся увильнуть от твоих собственных поступков, перекладывая обвинение на невиновных.

Она жалобно воскликнула:

— Я никогда не видела более жестокого ребёнка, чем ты!.. Так-то ты разговариваешь со мной после одиннадцати лет разлуки!

Он махнул рукой в знак гневного протеста и злобно произнёс:

— Мать-грешница заслуживает жестокого сына.

— Я не грешница!.. Я не грешница!.. А ты жестокосердный, такой же, как и твой отец.

Он подскочил, словно пружина, и заорал на неё:

— Ты опять про отца?!.. Достаточно нам и того, что есть… Побойся Аллаха и откажись от новой скандальной затеи… Я хочу любой ценой помешать этому позору.

Под действием невиданной боли и отчаяния в голосе её прозвучал холод:

— А что за дело тебе до этого?

От изумления он вскрикнул:

— Как это: что за дело мне до позора моей матери?!

С грустью, к которой примешивалась лёгкая насмешка, она ответила:

— Ты вправе больше не считать меня своей матерью.

— Что ты имеешь в виду?

В отчаянии, проигнорировав его вопрос, она пробормотала:

— А разве ты не вычеркнул меня из своей жизни? Тебе не следует отныне звать меня и лезть в мои дела.

Он гневно закричал:

— Мне уже достаточно того, что было. Я не позволю тебе порочить мою репутацию снова!

Проглотив слюну, она сказала:

— Нет ничего, что бы испортило твою репутацию. Аллах свидетель.

Осуждающим тоном он спросил:

— Ты настаиваешь на этом браке?!

— Это дело уже решено, и брачный договор подписан, и я больше не могу никак этому помешать!

Ясин вскочил; тучное тело его словно одеревенело, а лицо побледнело. Он уставился на её потупленную голову вне себя от гнева, и заревел:

— Что за женщина… преступница!..

Тут ему пришла идея нанести ей удар, сообщив то, что ему известно — ведь она считает, что он ни о чём не ведает, об одной мрачной истории из её биографии, а именно — том самом «продавце фруктов», чтобы тем самым застать её врасплох и сбросить ей на голову такой вот «снаряд». Этим он мог бы отомстить ей самой страшной местью. Глаза его сверкали какими-то страшными искрами, сыпавшимися из-под нахмуренного лба. Они собирались в морщинки как предупреждение об угрозе и затаённом внутри гневе. И вот он уже раскрыл рот, чтобы выпустить этот «снаряд», но язык его не пошевелился: он пристал к нёбу, будто его собственный ум предупреждал его не создавать неприятностей. Прошло несколько ужасных мгновений, словно краткое землетрясение, когда человек ощущает на себе дыхание смерти, а потом всё возвращается на круги своя. Он посмотрел на неё в упор, переполненный еле сдерживаемым гневом, и отступил без всякого сожаления. По лбу его струился холодный пот.