Каисса

Будочники на южной КПП предупредили, что у Матвея есть ровно сутки, чтобы решить вопрос с чипом. То есть до девяти вечера завтрашнего дня.

Кларе это было несвойственно, но она уже примеряла на себя фамилию Карпова. Воображала, что уже с завтрашнего дня ее жизнь – и его тоже – изменится. Они будут жить вместе. Гулять. Купаться. Она наконец-то не будет одинока. Оставалось пережить эту «процедурку».

Глупость, конечно, но… Ums Denken kann man keinen henken![49]

– Все будет хорошо, Матвей! – подбодрила она.

Его уже переодели в голубой больничный халат. Парень явно волновался и не подозревал, что ему предстоит. А может, наоборот, подозревал.

Когда подошли санитары и начали его закреплять на операционном столе ремнями-фиксаторами, Матвей сжал челюсть и кулаки. Из глаз покатились слезы. Но он молчал. Лишь то и дело обращал к Кларе взгляд, полный мольбы и отчаяния, смешанных с ужасом. Янтарь в его глазах возбуждал и манил, несмотря на ситуацию. Наверное, такой цвет будет у их детей… когда-нибудь.

– Покрепче мотайте! Еще! – командовал Богдан, который пришел в госпиталь вместе с ними. Батюшка тоже был тут. Иванов попросил его надеть халат вместо привычного камуфляжа. Пара служек дежурила у входа, но вскоре была прогнана зычным голосом Льва Ивановича. Из немедицинского персонала остался лишь Морозов. Он и продолжал командовать санитарам:

– Да! Точно! – Богдан посмотрел в пустой угол операционной и кивнул. – Ни в коем случае не делайте анестезию. Лев Иванович! Скажите, чтобы не делали анестезию!

– Хорошо, сын мой. Я прослежу, – степенно ответил батюшка. – Я думаю, что твоя миссия окончена. Ангел победил! Завтра можешь прийти ко мне во флигель. Тебе будут даны значительнейшие преференции и блага, о которых побеседуем отдельно. Обещаю: тебе вернут пожертвованную десницу!

– Да это парням спасибо, я-то что, – покраснел Богдан. – Они храбро вступили в схватку с полицией и отбили нас. Благодаря вашему авторитету. Матвей как раз спрашивал сегодня – чего это вас так люди слушаются?

Богдан посмотрел опять в сторону, буркнул тихо, Клара едва расслышала: «Я не знаю, что такое десница».

– Матвей Максимович, нарекаю тебя сыном своим, – обратился батюшка к Карпову. – Нет в том никакой загадки. Я просто всегда держу слово мое. И слово мое увесисто, как пушечное ядро. И сильно, как оно же, но выпущенное из Царь-пушки! Кстати, про обещания: Богдан, держи таблеточки от мирянина Покровского. Светило психотерапии. Даст Бог – окажется когда-нибудь с нами тут. Как только примешь, то юродивость твоя умственная пропадет в течение суток.

Батюшка извлек из халата пакетик с двумя ярко-фиолетовыми пилюлями. Морозов взял их дрожащими руками, пробурчал под нос: «Пока, сучонок!» И тут же проглотил.

– Вот это стремление! – похвалил Пистолетов. – Что, Клара Олеговна, сосватаем тебе Богдана? Смотри, какой мужчина. Боец!

Лев Иванович рассмеялся так, что задрожали инструменты на столе, хирургическая пила под столом, сам стол. Матвей, примотанный к нему, тоже задрожал, но, кажется, сам по себе. От страха.

Иванов взял тонкий металлический щуп, похожий на термометр для мяса, – магнитный излучатель – и приложил к предплечью Матвея. Тот вздрогнул. Щуп запищал. Рука Матвея начала краснеть – внутрь нее набирались нанороботы.

Богдан подошел к батюшке и поцеловал его руку.

– Лев Иванович, разрешите мне приступить к отдыху. – Богдан показал на культю: – Я в ампутации уже участвовал.

На этих словах Матвей начал дергаться и кричать. Он оглушительно ревел и требовал его немедленно отпустить. Иванов запихнул ему в рот комок марли и прижал ручищей.

– Ступай с Богом, сын мой, – сказал Пистолетов Богдану.

– Лев Иванович, точно без анестезии? – спросил Иванов, напрягшись от криков.

– Точно.

– Если честно, батюшка, мы с мирянином Карповым уже имели блуд сегодня, – призналась Клара. – Можно нам отмолить наш грех? И, может… вы нас обвенчаете?

Она закусила губу и поежилась. Что она вообще несет? Должно быть, сейчас Матвей думает, какая она тупая и сколько всего навоображала себе… Она украдкой взглянула на Карпова. Он перестал дергаться. Изумленно смотрел на нее. Его мычание из-под лапищи Иванова оборвалось. Эта внезапная тишина – вот что было самое тяжелое!

– Ну правильно! – повысил голос Лев Иванович. На секунду Кларе привиделось, что его зрачки закатились и глаза стали белыми. Но он моргнул, и все оказалось на месте. – Ты же Блудница! Как ты собралась отмолить Апокалипсис? А этот Карпов, – батюшка схватил с операционного стола моток кислородной трубки, – самый настоящий Антихрист!

Владыка подошел к столу, оттолкнул Иванова и ловкими движениями начал наматывать трубку вокруг головы Матвея, перекрывая ему рот. Карпов сначала опешил, а потом вновь попробовал было закричать. Но опоздал – оставляя красные следы, тонкий шланг из ПВХ врезался в губы Карпова, и парень был способен лишь мычать. И судорожно дергаться.