Как Бог съел что-то не то

Анна пришла на секретарские курсы и обнаружила, что там царит атмосфера обновления и целеустремленности. Мадам Лерош, похудевшая и воодушевленная более, чем когда-либо, снова взяла руководство в свои руки, и ее непонятный бельгийский акцент звучал теперь то в одном, то в другом классе. Снова появилась бумага для пишущих машинок – кто-то где-то обнаружил подходящую бумагу английского производства. Курсы посещали даже несколько новых студенток.

О воздушных налетах больше не разговаривали. Они стали частью ежедневной рутины, ничего интересного. Зато все говорили о работе. С тех пор как Лондон стали бомбить, возник спрос на секретарей, владеющих скорописью. И мадам Лерош вывесила список вакансий на доске объявлений.

– Как вы думаете, я сумею быстро найти работу? – спросила Анна.

К ее радости, в ответ она услышала что-то похожее на «через несколько недель», а потом – «но нужно практиковаться». Навыки скорописи вернулись к Анне действительно очень быстро. И как-то утром, десять дней спустя после своего возвращения, она с гордостью сказала маме:

– Сегодня я буду звонить из школы по поводу работы. Если меня пригласят на собеседование, я вернусь домой позже, чем всегда.

Анна чувствовала себя такой важной, когда объявляла о своих планах! И после первого урока она с копией списка вакансий и горстью двухпенсовых монеток отправилась к школьному телефону-автомату.

Самые лучшие вакансии были в Военном ведомстве. Одну знакомую девушку туда взяли на зарплату в три фунта стерлингов и десять шиллингов в неделю. А она довольно посредственно владела только французским языком. Сколько же будут платить Анне, с ее блестящим французским и блестящим немецким? И действительно: когда она позвонила и рассказала о том, что умеет, ей ответили с большим энтузиазмом.

– Превосходно! – воскликнул голос на другом конце провода, звучавший по-военному. – Не могли бы вы прийти на собеседование в э-э-э… одиннадцать часов?

– Да, могу, – ответила Анна.

И пока одна половина ее существа пыталась понять, что означает «в э-одиннадцать часов», другая уже сообщала маме, что у нее будет зарплата четыре фунта стерлингов, а может быть, четыре фунта стерлингов и десять шиллингов…

Но тут голос задал еще один вопрос:

– Вы родились в Британии?

– Нет, – ответила Анна. – Я родилась в Германии, но мой папа…

– Приношу свои извинения, – перебил ее голос, сразу утративший всю свою теплоту. – Мы рассматриваем в качестве претендентов только урожденных британцев.

– Но мы антифашисты! – вскричала Анна. – Мы стали антифашистами раньше, чем кто-либо еще!

– Приношу свои извинения, – отрезал голос. – Таковы правила, и не в моей власти их изменить.

«Вот ведь идиотизм», – подумала Анна. Ее постигло такое глубокое разочарование, что потребовалось некоторое время, прежде чем она решилась позвонить в Министерство информации. Эта работа была следующей в списке по привлекательности. Но ей ответили так же, как и в Военном ведомстве. Никто ничего не хотел обсуждать с претендентом, родившимся не в Британии.

Не может быть, думала Анна, ощущая сосущее чувство в животе, чтобы все руководствовались таким правилом. Но в действительности так и было. В списке мадам Лерош было шесть крупных организаций, где требовались секретари, но никто даже не пригласил Анну на собеседование. Получив отказ в последней по списку организации, Анна совершенно растерялась. Некоторое время она просто стояла у телефона, а потом пошла в кабинет мадам Лерош.

– Мадам, вы уверяли меня, что по окончании курсов я найду себе работу. Но ни в одной из организаций из вашего списка со мной не стали даже разговаривать – потому что я родилась не в Англии.

Понять, что сказала мадам Лерош, было, как всегда, непросто. Правила, касавшиеся британского гражданства, ввели совсем недавно. А может, и давно. Мадам Лерош надеется, что в какой-то момент их отменят. Но сейчас, очевидно, у Анны не получится найти работу.

– Но мадам! Мне нужна работа! Я только поэтому и поступила сюда учиться. И вы уверяли, что я смогу получить работу. Утром я сказала об этом маме…

Анна умолкла: что бы она ни сказала маме, это ничего не изменит. Пусть так… Но как же трудно держать себя в руках!

– Да, ничего не поделаешь… – беспомощно пробормотала мадам Лерош по-французски.

Но Анна, к своему удивлению, возразила:

– Но вы должны что-то сделать!

– Вы уверены? – спросила мадам Лерош и с неудовольствием взглянула на Анну.

Анна не отвела взгляд.

Мадам Лерош промямлила что-то еле слышно и начала рыться среди бумаг у себя на столе. Наконец она извлекла какой-то листок и пробормотала что-то про крест и красного полковника…

– Ему неважно, где я родилась? – спросила Анна.

Но мадам Лерош уже сунула листок ей в руки и прикрикнула:

– Иди! Скорее иди звонить!