Как боги

Чужачку положили на металлическое ложе, выстланное теплым и мягким материалом, чей секрет затерялся в веках — и девять щупалец косметической машины непрестанно колдовали над ее бледным телом.

— В Книге Цифр сказано, что их использовали до вод жизни, — тихо проговорил Лайва.

— И что?

— Да то, что пока воды не придумали, предки не только уходили, — младший жрец всплеснул руками и замялся, подыскивая слово. — Они… ломались! Это машина-лекарь, понимаешь?

Может, и так. Кмуну было сложно такое представить. Сперва трое щупалец дочиста отскребли ее тело, отслоив корку крови и грязи. Еще одно высунуло тонкую иглу и вонзило в кожу.

Пахло потом. Пахло кровью. Но через все пробивался запах, от которого жреца охватывал трепет.

Боги и предки! Какой позор…

Ты жрец, сказал себе Кмун. У тебя есть женщина, что дарит удовольствие тремя тысячами способов, описанными в завете наслаждений. У тебя есть обряды повеления, которые заставляют мир оставаться собой, и нарушать их — табу. Так должно быть, потому что так хорошо, и думать об ином нет смысла.

Но запах женщины, исходивший от чужачки, оглушал Кмуна. Ни одна подательница удовольствий не пахла так. Быть может, воды жизни не только обновляли тело и обостряли чувства, но и… что-то отнимали у них у всех?

— Как думаешь, кто она? — хрипло спросил Лайва.

Он тоже чувствует, понял жрец. И тоже не знает, что с собой делать.

— Она из предков, — хмуро произнес Кмун. — До вод жизни, еще до всего, предки послали корабли к другим мирам. Блестящие серебряные иглы, они стартовали из глубоких шахт… Я не знаю, чего они хотели, — закончил он. — Все это никому не нужно. А теперь и вовсе позабылось.

— И ты… Думаешь, она знает, как работает техника?

— Должна знать.

Кмун отвернулся. Но обнаженное тело по-прежнему стояло перед глазами. Видят боги, она была уродлива! Бледная, невысокая, с покрытым морщинками лицом и чересчур широкими бедрами. Подумать только, жрец всегда считал Лайву коротышкой, но рядом с ней тот казался полубогом.

И ее рука. Кмуна тошнило при взгляде на перелом.

— Из предков? — вдруг встрепенулся Лайва. — Нет. Из прапраправнуков. Мы еще из первых поколений… ну, после… А у них? Сколько поколений прошло у них?

Кмун не хотел знать. Да и у младшего жреца голос дрогнул.

— Нужно все рассказать старшим!

«Обряд десятилетия, — мог бы напомнить Кмун. — Половина занята в церемониях, а еще половина отсыпается». Но он понимал, что собрат ищет только повод сбежать. Пусть. Жрец и сам бы с удовольствием ретировался, да только Лайва прикатил косметическую машину прямо в его покой. Куда сбежишь из собственных комнат?

Когда Лайва ушел, жрец вышел на балкон, зависший в трех тысячах локтей над песками. В особенно ясные ночи отсюда виднелось зарево огней над Шрилагатом. Дивное зрелище, но все же хорошо, что храм стоит в стороне от города. Вдали от шума и толкотни сухой воздух пустошей пах как само время.

Жрец нахмурился. Запах чужачки преследовал его и здесь. Горячий и пряный, тот исходил даже не из комнаты, а от одежды. Словно, прикоснувшись к пришелице, Кмун ею замарался.

Жрец осторожно раздвинул медные цепочки — удостовериться, что чужачка по-прежнему без сознания. Та лежала с закрытыми глазами, энергетический колпак над ложем был совсем прозрачным — но все же иногда посверкивал холодными голубыми искрами.

Боги! Предки и боги…

И он сам же себя оборвал.

Мы привыкли боготворить предков, а они уродливы и низкорослы, так говорил себе Кмун. Не так, не так должно происходить воссоединение… И он тут же спрашивал себя: разве не для радости рожден человек, не для нового опыта?

Он подошел к ложу. Косметическая машина уже закончила с рукой, кость больше не торчала во влажном месиве. Щупальца напылили на предплечье чужачки белый и твердый браслет. Такая уязвимая, она все же казалась гордой, почти надменной — с заострившимся чертами и бледными, плотно сжатыми губами.

Медленно, с опаской, он протянул руку и, преодолев сопротивление барьера, коснулся здорового плеча. Потряс. Сперва легонько, а потом сильнее — но пришелица не шелохнулась.

Кровь стучала в ушах, а тело стало легким. Пальцы его скользнули по белой округлости груди — и сжали податливую кожу. Звезда, смерть, одуряющий аромат — все это сводило с ума.

Он плохо помнил, что происходило дальше. Урывки, клочья ощущений. Ляжки чужачки были мягкими и холодными, хотя на вкус жреца полноватыми. Поначалу он волновался — только глупец бы не волновался на его месте — но вскоре забыл обо всем, остались лишь он, его желание и осознание того, что она из них… из предков.

А потом произошло странное.

Нет, чужачка не очнулась — но ее тело сжалось в спазме, грудь ходила ходуном, выжимая из легких воздух. Кмун только и успел, что отстраниться, спешно запахнув мантию. Она еще раз пару раз вздохнула, судорожно глотая воздух и выдыхая резко, в голос…

И в этот миг, как в плохо поставленной мистерии, в дверях вновь появился Лайва.

Тело чужачки продолжало выплевывать воздух. Потом она прижала ладонь к губам, еще несколько раз в голос выдохнула и села.

— Ч-что… что с тобой? — едва прошелестел коротышка.