Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота

Бывший член политбюро Вадим Медведев вспоминал, как, перебравшись из Ленинграда в столицу, он обнаружил, что в центральных органах власти, в правительстве и в аппарате ЦК поразительно мало москвичей. Тон задавали напористые провинциалы из разных кланов. Это было не случайностью, а результатом продуманной кадровой политики.

Брежнев не любил столичных жителей, потому что среди них оказалось много сторонников Шелепина. На ключевые должности Брежнев расставлял тех, кого знал много лет и кому доверял. Не забывал старых знакомых, помогал им. Вообще обладал завидным даром поддерживать добрые отношения с нужными людьми, и те ему преданно служили.

Он стал вводить в руководство новые фигуры — в качестве противовеса «комсомольцам» Шелепина. Так секретарем ЦК по сельскому хозяйству в шестьдесят пятом году стал Федор Давыдович Кулаков, который своим возвышением был обязан только Брежневу.

А Леонид Ильич нуждался в поддержке, особенно поначалу, пока его позиции не окрепли. Понадобились годы на то, чтобы убрать из политбюро сильные и самостоятельные фигуры. Только тогда он смог успокоиться. А до того постоянно ждал подвоха от товарищей по партии.

Брежневские годы были временем упущенных возможностей, впустую растраченных сил! Брежнев принял страну, ждущую обновления и мечтавшую о движении вперед, а оставил разочарованную, развращенную неприкрытым лицемерием и отставшую от наиболее развитых стран.

Этот разврат в определенном смысле охватил все общество. Писатель-фронтовик Виктор Петрович Астафьев в апреле 1965 года описывал свои впечатления от поездки в столицу на писательский съезд: «Со съезда я приехал абсолютно больной от виденного и выпитого. То, что я увидел там, заставило не одного меня напиться. Люди, по три года не пившие, горько запили. Но все это было ягодками по сравнению с приемом. Никогда не забуду, как писатели стадом бежали по древнерусскому кремлю к столам и растаскивали выпивку и жратву. Такое видел только в запасном полку и на свинофермах!»

То же самое с горечью и болью в декабре 1966 года Александр Твардовский — в стихотворных строках — записал в дневнике:

И не видеть эти лица —Резвых слуг любой эпохи:Краснобая-подлеца,Молчаливого пройдохи,Полномочного скота,Групповода-обормота,Прикрепленного шута

И внештатного сексота…

Модернизация экономики не происходила. Политическое руководство — клуб пенсионеров в политбюро — не соответствовало потребностям страны. СССР неуклонно отставал от Запада и погружался в экономическую депрессию…

Наш Никита Сергеевич

В тот сентябрьский день 1971 года, когда Хрущева повезли в больницу, откуда он уже не вернется, по дороге Никита Сергеевич увидел посевы кукурузы. Огорченно заговорил, что не так посеяли, урожай мог быть больше. Жена, Нина Петровна, и лечащий врач просили его не волноваться. Он, как бы оправдываясь, сказал:

— Характер такой!

Зато похвалил каштаны на проспекте Калинина, вспомнил, как сопротивлялись городские озеленители, когда он настаивал на том, чтобы их посадили.

Накануне у Хрущева был сердечный приступ. Помогла таблетка нитроглицерина. Утром опять заболело сердце, и нитроглицерин не помогал. Позвонили врачу. Он сказал, что надо ложиться в больницу. Никита Сергеевич согласился, сказал жене:

— Пожалуй, хотя и не хочется — последние хорошие дни осени. Но что мы с тобой будем делать, если ночью опять будет приступ?

Нина Петровна вела дневник. Отрывки опубликовали — сравнительно недавно (см.: Московские новости». 2001. № 36). Теперь мы знаем, как прошли последние дни Хрущева.

Всю ночь в больнице с ним провели врачи. Подозревали инфаркт — уже третий. И следующая ночь была тяжелой. У Никиты Сергеевича болело сердце. Нина Петровна сидела рядом с ним. Он не разговаривал. То засыпал, то просыпался. В субботу, 11 сентября, врачам показалось, что наступило маленькое улучшение.

Никита Сергеевич сказал, что будет спать, и отослал жену — она сама нуждалась в медицинской помощи и пошла на процедуры. Когда она вернулась, увидела суету, в палате — аппаратура реанимации. Ее попросили выйти.

Когда появилась врач, спросила:

— Плохо?

— Плохо.

— Хуже, чем в четверг?

— Умер.

Час просидела у его тела. Потом приехала машина, и тело отправили в морг. Нина Петровна вернулась на дачу, а там выставлен пост охраны, спальня Никиты Сергеевича закрыта и опечатана. Объяснили: это по распоряжению ЦК, так всегда делается, когда умирает крупный партийный деятель.

Через час приехали заместитель управляющего делами ЦК и заместитель заведующего общим отделом. Нина Петровна сказала одному из них:

— Что же вы, товарищ майор, так поспешили? Могли бы меня дождаться и все сделать при мне.

Заместитель управляющего делами обиделся:

— Мы выражаем вам соболезнование. Но я не майор, а работник ЦК.