Герменевтический ключ к большинству в Новом Завете и особенно к служению и учению Иисуса нужно искать именно в этом "напряжении". Именно из-за того, что Царство, время правления Господня, было ознаменовано пришествием Иисуса, мы призваны к жизни в Царстве, что означает жизнь под Его Господством полностью прощенными и принятыми, но соблюдающими этику нового века и живущими по ней в своей собственной жизни в этом, настоящем, веке.
Поэтому, когда мы молимся "Да прийдет Царствие Твое", мы молимся прежде всего о завершении. Но поскольку Царство, завершение, которого мы так жаждем видеть, уже наступило, та же молитва полна смысла и в настоящем.
ПРИТЧИ: понимаете ли вы их смысл?
Следует вначале отметить, что все, что было сказано в главе 7 относительно учения Иисуса в Евангелиях, справедливо и для притч. Зачем же уделять притчам отдельную главу в книге? Какие проблемы эти простые и прямые маленькие истории, рассказанные Иисусом, могут создавать читателю или толкователю? Видимо, нужно быть окончательным идиотом, чтобы не понять смысл "Милосердного самарянина" или "Блудного сына". Само чтение этих историй указывает сердце или успокаивает его.
И все же отдельная глава необходима, ибо из-за своего очарования и простоты притчи много пострадали от неправильного толкования в церкви, подобно только Откровению.
Притчи в истории
Причины долгой истории неправильного толкования притч можно проследить до слов Самого Иисуса, записанных в Мк. 4,10–12 (и параллельно Мф. 13,10–13; Лк. 8,9-10). Когда Иисуса спросили о цели притч, Он, кажется, предложил, что они содержат тайну для тех, кто посвящен, но бессмысленны и ожесточают остальных. Поскольку Он дальше стал "толковать" притчу о Сеятеле в полу-аллегорическом смысле, это рассматривалось как разрешение на бесконечные теории и аллегорические толкования. Притчи считались простыми историями для тех, кто был "снаружи", для кого "настоящие значения", "тайны" были скрыты; принадлежали они только церкви и могли быть раскрыты с помощью аллегории.
Такой великий и блестящий ученый как Августин предлагает следующее толкование притчи о милосердном Самарянине:
Каким бы новым и интересным все это ни было, можно быть уверенным в том, что все это не то, что имел в виду Иисус. В конце концов, контекст ясно призывает к пониманию человеческих взаимоотношений ("А кто мой ближний?"), а не божественных и человеческих; и нет причин думать, что Иисус предсказывал церковь и Павла таким бестолковым образом!
Действительно, чрезвычайно сомнительно, чтобы большинство притч были предназначены только лишь для внутреннего круга. По крайней мере в трех примерах Лука особо подчеркивает, что Иисус рассказывал притчи людям (15,3; 18,9; 19,11) и что они были поняты ими. К тому же, законник, которому Иисус рассказал эту притчу, так же как и первосвященники и фарисеи поняли притчу о виноградарях (Мф. 21,45).
Если же у нас иногда возникают проблемы с пониманием притч, это не от того, что они являются аллегориями, для которых нужны особые толковательные ключи. Скорее, это связано с тем, о чем мы говорили в предыдущей главе по Евангелиям. Один из ключей для понимания их лежит в обнаружении оригинальной аудитории, которой они и рассказывались; как мы уже отмечали, большей частью они пришли к евангелистам без контекста.