Во время моей первой поездки мне удалось побывать в вычислительных центрах фирм «Сименс» и «Хонивел-Бюль». Должен сказать, что ситуация, с которой я там столкнулся, вселила в меня определенный оптимизм. Техническое оснащение центров было примерно на уровне Вычислительного центра АН СССР, но мы умели решать значительно более сложные задачи, а используемое нами математическое обеспечение было тогда более совершенным.
Но через два года во время моей второй поездки я увидел, что ситуация за это короткое время весьма существенно изменилась, и наше положение стало вызывать у меня тревогу. Именно в эти годы в вычислительную технику начали поступать транзисторы. Это был новый важный шаг технической революции: ненадежные ламповые вычислительные машины, эксплуатация которых была доступна только очень квалифицированным коллективам, сменили ЭВМ на полупроводниках, не знающих, что такое сбои. Начала появляться вычислительная техника, которую могли использовать любые мало-мальски грамотные люди. Электронные вычислительные машины на Западе вышли из закрытых учреждений, становились привычным инструментом не только в сложных исследованиях ВПК, но и в управлении производством, в бизнесе и т. д. Начиналась эра компьютеризации. И мы оказались к ней абсолютно не подготовленными.
По возвращении домой я стал довольно интенсивно пропагандировать необходимость качественного изменения всей политики в области создания и, главное, использования вычислительной техники. Более того, выяснилось, что у меня немало союзников, которые думали так же и тоже стремились изменить сложившуюся ситуацию. Это прежде всего академик С.А Лебедев, создатель нашей первой отечественной ЭВМ БЭСМ-1. Я ему рассказал о своих зарубежных впечатлениях и высказал мнение о том, что необходимо сокращать производство специализированных ЭВМ и ориентироваться на производство универсальных компьютеров, которые можно использовать для нужд управления производственными процессами. Маститый собеседник мне тогда сказал, что он уже давно так и ставит вопрос перед министерством, но результат его активности может легко оказаться совершенно обратным: производство знаменитых наших универсальных ЭВМ – линию БЭСМ – вообще могут однажды закрыть.
К сожалению, прогноз С. А. Лебедева оказался пророческим.
Вот тогда я и начал понимать, что «система одного завода» требует коренной реконструкции – она не сможет принять нового вызова научно-технической революции. Отрасль-цех нужна тогда, когда цель достаточно примитивна и нет необходимости в широкой номенклатуре производства. А главное – в ее быстрой смене. Мы же вступаем в эпоху, когда исход «холодной войны» будет решать не паритет в ракетно-ядерном вооружении, тем более что он достигнут, а общий уровень технического развития государства, конкурентоспособность нашей промышленности. И здесь мы сталкиваемся с трудностями, не преодолимыми в рамках «системы одного завода». Одним отраслям объективно невыгодно переходить к производству более сложных универсальных компьютеров, другим – внедрять компьютерную технологию в собственную деятельность: надо многому учиться заново, да и людей придется менять!
Но самым грозным индикатором грядущей стагнации был провал косыгинских реформ, тем более что их внедрение было освящено всем необходимым набором партийных решений, и казалось, что их успех заранее обеспечен. Провал означал, что номенклатура не принимала реформ в принципе. Ее собственные интересы стали выше интересов страны, а маразмирующие старцы, возглавлявшие государство, вряд ли отдавали себе отчет в опасности происходящего. Да и сами не очень стремились к реализации реформ.
Интеллигенция достаточно точно понимала суть происходящего, и я думаю, что к середине 1970-х годов она уже выработала свою позицию, которая, правда, нигде никогда четко не формулировалась. Но позиция существовала и была достаточно общей. Я имею в виду не только моих коллег, занимавшихся проблемами использования вычислительной техники в интересах оборонной промышленности, но и значительно более широкий слой работающей интеллигенции. В эти годы я активно работал на Ставрополье со специалистами в области сельского хозяйства и даже был избран в действительные члены ВАСХНИЛ. В это же время в Вычислительном центре АН СССР, где я работал, шла активная работа по созданию вычислительной системы, имитирующей функционирование биосферы, и мне приходилось иметь дело со специалистами самого разного профиля – не только с инженерами, но и с биологами, сельхозниками и т. д. И я видел глубокий уровень взаимного понимания и почти тождественную оценку ситуации.
Мы видели две «главные опасности», избежать которых в рамках существовавшей системы и перманентного, все развивающегося системного кризиса многим из нас казалось невозможным.