Как дрались Яппе и До Эскобар

Никто не откликнулся. Но отчего при этом вызове мое сердце застучало, как маленький барабан? То, чего я так опасался,  — наступило: обратились непосредственно к зрителям. Почему я внезапно ощутил, что все время в радостном страхе ожидал этого мгновения и отчего, стоило ему лишь настать, я угодил в водоворот противоречивых ощущений? Я взглянул на Джонни: он сидел рядом со мной, спокойный и безучастный, крутил во рту травинку, ища с откровенным любопытством глазами, не найдется ли еще пара здоровенных болванов, которые расквасят друг другу носы, к его величайшему удовольствию? Но почему именно я почувствовал себя задетым вызовом и, в страшном волнении, почел себя обязанным, преодолевая ценою неслыханного и сказочного напряжения собственную робость, обратить на себя всеобщее внимание и героически выступить на арене? В самом деле, то ли из самолюбия, то ли от чрезмерной застенчивости, но я уже был готов поднять руку и вызваться на борьбу, когда вдруг раздался дерзкий возглас:

 —  Пусть теперь господин Кнаак подерется!

Глаза всех впились в господина Кнаака. Разве я не говорил, что он вступил на скользкий путь и подверг себя опасности основательного и жестокого испытания? Но он ответил:

 —  Благодарю, я в юности получал достаточно тумаков.

Он был спасен. Скользкий, как угорь, он очень ловко выскочил из петли, сославшись на свои годы, и без хвастовства дал понять, что прежде он вовсе по увиливал от честной драки; при этом даже мило посмеялся над собой, признав, что бывал и бит, чем сумел придать своим словам правдивость. От него отстали. Все убедились, что трудно, пожалуй даже невозможно, сбить его с ног.

 —  Тогда пусть кто-нибудь поборется!  — раздался чей-то голос.

Предложение это почти никто не поддержал. Но в разгаре начавшихся дебатов из-под окровавленного платка послышался хриплый испанский голос До Эскобара (я никогда не забуду того ощущения неловкости, которое охватило всех):

 —  Борьба — занятие трусов. Борьбу любят немцы!

Его невероятная бестактность незамедлительно получила достойный отпор. Ибо в тот же миг господин Кнаак нашел ему блистательный ответ:

 —  Возможно. Но, кажется, немцы задают порой испанцам здоровую трепку!

Его вознаградил одобрительный смех; с этой минуты положение господина Кнаака весьма упрочилось, а что касается До Эскобара, то на сегодня с ним было бесповоротно покончено.

Почти все сошлись на том, что борьба — занятие более или менее скучное, и, чтобы убить время, принялись за всякого рода гимнастические трюки: прыгали чрез спину соседа, становились на голову, ходили на руках, и тому подобное.

 —  Ну, пошли отсюда,  — сказал Джонни, обращаясь к Браттштрему и мне, и встал.

В этом сказался он весь, Джонни Бишоп. Он пришел сюда, потому что ему было обещано вполне определенное зрелище, возможно с кровавым исходом. Но так как все вылилось в игру, он решил уйти.

Он помог мне составить первоначальное представление о своеобразных преимуществах английского национального характера, которому я впоследствии научился столь сильно дивиться.