Как это сделано. Темы, приемы, лабиринты сцеплений (сборник статей)

Претендент (Бендер) сначала не знает (—), что его орудия (шантаж доказательствами ограбления, милицейская фуражка) интеллектуально неадекватны против Оппонента (Корейко), и узнаёт это по ходу разговора с ним (+).

Оппонент понимает все более или менее сразу. Читатель узнает в том же порядке, что Претендент (—/+). Неразличение Претендентом атрибутов власти является, скорее всего, не наивным неосознанием, а полусознательным игнорированием — свидетельством гордыни Претендента, недооценивающего Оппонента (по принципу «пипл схавает»). Масштаб притязаний, хотя и не сакральных или экзистенциальных, достаточно велик: это архетипический символ успеха (миллион

).

3. Гоголь, «Ревизор» (III, 6)

Хлестаков. Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж — скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель…» Что ж я вру — я и позабыл, что живу в бельэтаже. У меня одна лестница стóит…

Претендент сам ловит себя на ложных притязаниях и орудиях, но тут же поправляется (—/+) — при помощи нового

ложного орудия (выдуманной лестницы, еще одного атрибута богатства). При этом Оппоненты (городничий с семьей и чиновники) вроде бы ничего не подозревают (—/—).

Ситуация отчасти похожа на то, как спохватывается Претендент (родитель) в чеховском рассказе, хотя Оппонент (жених) уже признал и пока что продолжает признавать

себя побежденным.

Подчеркнем принципиальную информационность этих сюжетов — их опору на знаковую природу происходящего. Помолвка/брак — социальная условность, икона — один из ее символов в православной культуре, фуражка — атрибут милицейской формы, расписка — юридический документ, бельэтаж — признак благосостояния, не говоря уже о символичности денег и провербиальной значимости миллиона… Достаточно выйти за пределы той семиотической системы, где приняты эти условности, и сюжет ставится под вопрос, требуя пояснений.

Действительно, чтó если русского учителя чистописания заменить французом, — подействует ли на него даже и подлинная икона? Или представить себе рядового советского (или французского) Читателя, — поймет ли он сюжет без комментариев? Недаром в изданиях Гоголя бельэтаж часто сопровождается соответствующим примечанием. Аналогичные пояснения нужны или вскоре станут нужны и Читателям Ильфа и Петрова[378]. Как мы увидим, проблема информированности может коснуться и Автора, за которым мы пока молчаливо признаем полную когнитивную адекватность.

4. Зощенко, «Операция»