Как это сделано. Темы, приемы, лабиринты сцеплений (сборник статей)

<О>дна знатная <…> матрона <…> страстно <по>желала моих объятий, как ослиная Пасифая. За крупное вознаграждение она сговорилась с моим сторожем <…>

Боги благие <…> как прекрасны были приготовления!..

Тогда она, сбросив все одежды <…> из оловянной баночки обильно натирается благовонным маслом, потом и меня оттуда же щедро умастила по всем местам <…> крепко меня поцеловала <…> сладко приговаривая: «Люблю, хочу, один ты мил мне…», — и прочее, чем женщины выражают свои чувства и в других возбуждают страсть. Затем, взяв меня за узду, без труда заставляет лечь, как я уже был приучен <…>

Но на меня напал немалый страх

при мысли, каким образом с такими огромными и грубыми ножищами я могу взобраться на нежную матрону <…> наконец, каким манером женщина <…> может принять детородный орган таких размеров <…> Меж тем она снова <…> меня <…> целует <…> и заключает все восклицанием: «Держу тебя <…> мой воробышек». И <…> доказывает мне, как несостоятельны были мои рассуждения <…> Тесно прижавшись ко мне, она

всего меня <…> без остатка приняла. И даже когда, щадя ее, я отстранялся слегка, она в неистовом порыве всякий раз сама ко мне приближалась и, обхватив мою спину, теснее сплеталась <…> Так всю ночь, без сна провели мы в трудах, а на рассвете, избегая взоров зари, удалилась женщина, сговорившись по такой же цене о следующей ночи.

Повествование довольно откровенное (в частности, в вопросе о размерах приапического органа, на наших глазах метафорически модулирующих из ослиных в воробьиные), но один важнейший аспект ситуации — позиционный — дается иносказательно. Затем

<…> заставляет лечь, как я уже был приучен… Как именно, говорится не прямо, а путем отсылки (вспомним Бабеля) на пару главок назад — к обучению осла хорошим манерам.

<В>ольноотпущенни<к> <…> кормил свойственной людям пищей и <…> обучал меня разным хитрым штукам <…> Прежде всего — лежать за столом, опершись на локоть <…> Конечно, научиться всему этому мне было нетрудно…

Именно эту позу патриция, возлежащего за трапезой, любвеобильная матрона заставляет осла принять во время их свидания. Замечательна она тем, что партнеры располагаются лицом друг к другу, то есть подчеркнуто по-человечески (в противовес тому, чего можно было бы ожидать от осла, то есть своего рода парфянского жеребца), и оба находятся в максимально статичном положении, исключающем энергичную моторику, место которой и занимает тщательно выписанный рассказчиком деликатный балет отстранений и прижиманий.

Любопытно, что у Лукиана, чей «Лукий, или осел»[408] послужил источником «Метаморфоз» Апулея, обучение лежанию за столом есть (гл. 48), а отсылки к нему в любовной сцене (гл. 51) — нет, и хотя об отстранениях-прижиманиях речь идет, но позы любовников остаются неопределенными (судя по всему, подразумевается миссионерская позиция). Так что отсылку к лежачей позе с опорой на локоть следует признать оригинальным ходом Апулея.

12. Целую повесть из светской жизни, во многом иносказательную, но в конце концов дающую на редкость исчерпывающую информацию о сексуальной подоплеке происходящего, находим в одной из глав «Истории моей жизни» Джакомо Казановы (1789–1797), имеющей, кстати, четкую историческую привязку — публичную казнь на Гревской площади 28 марта 1757 года Робера-Франсуа Дамьена, покушавшегося на Людовика XV.