Как Григорий Бельский стал Малютой Скуратовым

Ранним утром в келью к Малюте ввалился Василий Грязной.

– Спишь, уж солнце в три дуба, а ты дрыхнешь без задних ног.

– Так ведь только с Каринской заставы, только прилёг соснуть часок, – проворчал недовольный Скуратов. – Случилось чего?

– Вот тебе одежонка, – засмеявшись, Василий бросил к ногам товарища чёрную холщёвую рясу.

– Что это?

– Одевай.

– Ни как в монахи меня хочешь записать.

– Да будешь монахом при государе.

– Да ты, что смеёшься?

– Пока ты на кордоне дежурил, государь учредил при своей особе особый монастырский устав. Теперь будем жить монастырской жизнью. Архимандритом будет сам Иоанн Васильевич, при нём три сотни лучших монахов из ближних опричников.

– Ты то в монахах?

– А то.

– Стало быть, и я тоже?

– Я постарался, замолвил про тебя государю словечко. Напомнил про твои службы. Так вот ты теперь в царском монастыре пономарь. Заметь не простой монах, а при должности. Так что цени царёву милость.

– Спаси Христос тебе Василий Григорьевич, – облачаясь в сутану, благодарил товарища Малюта. – Бога за тебя буду молить.

– Да и князь Афанасий Вяземский руку приложил, – добавил Грязной.

– И за него молиться стану, – перекрестился Скуратов, радуясь в душе, что угодил всесильному опричнику с подарком.

– Поспешай на службу пора.

В слободской церквушке, куда с трудом вмещалось близкое царское окружение, проводилась церковная литургия.

Царская дума

Занятый делами в Александровской слободе и расправами над неугодными боярами и воеводами царь совсем не уделял внимания военным делам. А дела в Прибалтике шли с каждым днём всё хуже и хуже. Русские войска терпели поражения. Не внушала радости и обстановка на литовских рубежах.

– Почто печален царь-батюшка, неужто опять твои воеводы не шлют из Ливонии хороших вестей?

– Эти паршивые изменники только и думают, что о своём прибытке, а о царской выгоде не пекутся, – грозно молвил Иоанн Васильевич.

– Истину говоришь государь, – льстил царю Афанасий Вяземский. – Сколько ты для них сделал, собрал такое воинство со всей земли русской и вверил им в управление, а они не могут разметать этих ничтожных ливонцев да литвинов. Они от одного вида наших войск должны разбежаться, а бездарные воеводы медлят. Трусы они и не ценят твою милость.

– Сам всё знаю, но послать в Ливонию более некого, – сетовал государь. – Кому доверить войско?

– А что если тебе самому государь встать во главе русского войска. Тем самым утрёшь нос земским боярам, твоим недругам, когда разгромишь всех врагов. Только при упоминании твоего имени все враги рассеются, и Ливония ляжет к твоим ногам. В раз с войной покончим.

Слова князя Вяземского поддержали другие видные опричники, сторонники князя. Они принялись расхваливать могущество царя и его полководческие способности.

Выслушав своих ближних людей, царь призадумался. Идея с большим походом ему понравилась. А что если и вправду попробовать выступить из Москвы с огромной армией и разом сокрушить врагов. Так можно быстро разрешить все трудности, связанные с затяжной войной в Прибалтике. Государя давно беспокоили тревожные известия от воевод, увязших в бесконечных сражениях с ливонцами и пришедшими к ним на выручку литовцами и шведами. Сражаться против большой коалиции стране было не под силу. Требовалось принять какое-то важное решение, чтобы разом переломить ход войны. Поэтому советы о большом походе высказанные его ближайшим окружением понравилось царю. Это был выход из создавшегося затруднительного положения. Тем более это шло в разрез с донесениями воевод, которые настаивали на прекращении боевых действий и скорейшем заключении перемирия. Как сговорившиеся воеводы твердили, что воевать против нескольких государств русское войско не сможет, и чтобы сохранить хоть какие-то завоевания в Прибалтике необходимо принять все условия противника. Их доводы царю не нравились. Более того, читая донесения из Ливонии государь закатывал страшную истерику, всячески поносил воевод грозя им лютой расправой. Уступать завоёванные земли в Прибалтике Иоанн Васильевич не хотел и старался удержать их за собой любой ценой. В силу литовско-польской и шведских армий он не верил, считая донесения воевод об их могуществе сильно преувеличенными. Он слепо верил в несокрушимость русского воинства, основываясь на относительно лёгких победах над ливонскими рыцарями. Поэтому государь согласился на большой поход.

Дьяк записал государев указ, и гонцы спешно разнесли царскую волю во все русские земли. На Москве стало собираться большое войска. Со всех окраин к столице потянулись боевые отряды. Земское ополчение, дворянская конница, боевые холопы и отборные сотни хорошо вооружённых опричников.

Наконец к сентябрю месяцу, после уборки урожая, все приготовления были готовы. Отслужив молебен, царь во главе мощной армии выступил из Москвы. Государь намеревался бросить в решительный бой весь цвет русского воинства.