Как я был «южнокорейским шпионом»

Обратил внимание Верховный суд и на изменение российского законодательства в период инкриминируемого мне преступления. Признав меня виновным с 1992 года, Мосгорсуд применил закон, начавший действовать лишь с 1 января 1997 года, то есть придал закону обратную силу. До этой даты действовал старый Уголовный кодекс РСФСР, в котором государственная измена («Измена Родине») предусматривалась статьей 64, а мне вменили статью 275 по новому Уголовному кодексу РФ. Эти статьи отличаются не только мерой предусматриваемого наказания, но и пониманием того, что такое измена.

По существу, Определение Верховного суда камня на камне не оставило ни от обвинения, ни от приговора. Читая раз за разом этот сжатый и четкий документ, я был уверен, что ни один суд никогда не найдет и не может найти той конкретики, о необходимости которой для признания меня виновным в нем говорится. Как можно найти то, чего не существует?

А положения Определения о законодательстве в области гостайны до октября 1997 г., о неправильном применении закона и об «иных сведениях» делали незаконным даже само возбуждение уголовного дела.

Это была победа, первый проблеск здравого смысла за два года наветов и домыслов. И хотя я понимал, что это победа промежуточная, что, признав приговор незаконным, Верховный суд все же почему-то оставил меня в заключении, что ФСБ просто так не сдастся, настроение мое полностью изменилось. Исходя из принципа презумпции невиновности, во всем мире недоказанная виновность автоматически означает невиновность, и мне казалось, что окончательная победа – это вопрос ближайшего времени.

Конечно, это была победа и для адвокатов, они это так и называли. Но, похоже, не разделяли моей эйфории. В беседах со мной они не скрывали, что предстоит еще сделать так, чтобы Мосгорсуд, куда дело было направлено на вторичное рассмотрение, последовал указаниям вышестоящей инстанции и признал несостоятельность своего первого приговора. То, что это будет так, для них, как для людей опытных, было неочевидным. Они призывали меня к сдержанности в оценках и терпению, и убедили в необходимости этого.

Не было это очевидным и для людей, искренне обеспокоенных вопросами справедливости и возрождения России как демократической страны. В связи с Определением Верховного суда на приговор Мосгорсуда по моему делу к президенту обратились с письмом члены Русского ПЕН-центра Андрей Битов, Аркадий Ваксберг, Анатолий Приставкин, Феликс Светов, Александр Ткаченко, академики РАН В. Л. Гинзбург, Ю. А. Рыжов, член-корреспондент РАН А. В. Яблоков, президент Фонда защиты гласности А. К. Симонов, председатель Московской Хельсинкской группы Л. М. Алексеева, в котором обратили внимание главы государства на непоследовательность Верховного суда. «Верховный суд совершенно точно установил, что ни следствие, ни Мосгорсуд не доказали вину Моисеева. Но вместо того, чтобы оправдать Моисеева, как это должен был сделать независимый суд, дело было отправлено на новое рассмотрение. При недоказанности обвинения Моисеева так и не освободили из-под стражи. Это говорит о том, сколь сильно было давление даже на Верховный суд страны.

Будем откровенны, – говорилось далее в письме, – хуже всего то, что суд и прокуратура для прикрытия попавших в глупое положение людей из ФСБ, не считаясь с законами, пытаются любым способом осудить Моисеева. Фальсификации и подлоги – норма следствия и судебного процесса по этому делу. Единство следствия, суда и прокуратуры снимает вопрос о независимости суда и вызывает вполне обоснованную тревогу…

При обыске в квартире Моисеева было изъято 4647 долларов одной пачкой (не очень богатый шпион пошел!), что зафиксировано в протоколе обыска. Как следует из этого протокола, изъятые деньги были упакованы в пакет № 2 (и только!).

При осмотре вещественных доказательств в суде доллары оказались аккуратно разложенными в семь конвертов, адресованных Моисееву, с маркировкой посольства Южной Кореи (действовала, видимо, какая-то нечистая сила). Эти семь конвертов суд признал вещественными доказательствами получения вознаграждения за шпионскую деятельность.

Признав конверты вещественным доказательством и приложив их к приговору, суд узаконил подлог следствия.

Господин Президент! Скажите как профессионал, верите ли Вы, что спецслужбы платят своим агентам гонорары в именных маркированных конвертах? Если не верите, то как Вы тогда оцениваете профессионализм следователей ФСБ?

Как Президента страны и гаранта Конституции Вас устраивает такая независимость и такая беспристрастность суда?

Истина здесь в том, что к подлогам прибегают только в том случае, если в кармане обвинителей нет настоящих доказательств. Впрочем, дело Моисеева сплошь состоит из безнаказанных фальсификаций. Это и есть главный вывод из грязной истории с конвертами, состряпанной людьми из ФСБ.

У нас рождается мысль о том, а не прикрывают ли Моисеевым настоящих шпионов? Где и на каком уровне тогда формируется это прикрытие?