А потом Дана открыла глаза. В первую секунду мне показалось, что они точно такие же, как у папы. Когда она перестала моргать, я рассмотрел, что глаза больше, а взгляд — мутный. Дана стала оглядываться по сторонам, а я, Гиансар и Ботейн замерли, будто бы она могла нас не заметить (поведение, как у маленьких животных). Мы с Гиансаром сидели на краю дивана близко к ней, а Ботейн стояла. Наконец, Дана сфокусировала взгляд на мне. Сначала она просто смотрела, я не мог распознать ее эмоции из-за незнакомых черт, узких зрачков и болезненности лица. Потом она вдруг подалась ко мне, схватилась тонкими пальцами за мою рубашку и сказала:
— Кастор, привет.
Потом Дана посмотрела на свои руки. Сначала она удивилась, а затем скривилась, будто ей стало больно. Наверное, так и было. Но она не заплакала и не захныкала. Дана сказала спокойным голосом:
— Чего там под бинтами?
Я не знал, что ответить, и сказал:
— Ничего.
— Вообще? Сгорела кожа, сгорело мясо и кости тоже? Такие вот опыты вы там проводите?
Она говорила неагрессивно, будто просто интересовалась. Мне хотелось, чтобы Гиансар подключился к разговору, но он молчал, как и я. Наверное, если бы я заранее сказал ему, что она наша сестра, он был бы более разговорчивым. Дана долго смотрела на меня, ожидая ответа. Я покачал головой, а она сказала:
— Шучу. На чем бы держались тогда мои кисти, если бы все сгорело, бинты же по форме руки.
Мне не было смешно. Наверное, ее шутка состояла как раз в том, что она поясняла юмор, тем самым выставляя себя наивной.
Я спросил:
— Как ты туда попала?
— Пускай это тебя не волнует. Считай, что я неизлечима больна. Ноги болят. Сейчас, а больна не поэтому.
Дана встала с кровати довольно резво, опровергая свои слова. Она стала прохаживаться по комнате, и никто ее не трогал. Она сказала:
— Папа сказал: будут проблемы — обращайся к Кастору. Точнее, он сказал: если будут проблемы, когда меня рядом не будет. Как чувствовал.
Она трогала мои вещи, поднимала статуэтки с полок, водила пальцами по стенам. Мне казалось, что это не может быть правдой, но я все больше убеждался в том, что она действительно моя младшая сестра. Дана продолжила:
— Так и случилось, ты ведь помог мне, когда я должна была умереть в газовой камере. То есть, достучаться до тебя все-таки можно. Не такой уж ты и плохой человек, правда?
Скорее бы все закончилось, я не мог понять, что ей нужно. У меня закололо в груди.
— Конечно, не такой уж плохой. Для меня мой брат — самый лучший. Богатый, молчаливый, вот что приходит в голову пока что. Властный. Что еще знают про тебя люди?
Я подумал, а вдруг у меня развивается инфаркт? Дана смотрела то на меня, то на обстановку комнаты. Гиансара и Ботейн она будто не замечала. Но Гиансар сам привлек ее внимание.
— Брат?! Кастор, ты, наверное, забыл что-то рассказать мне?
Дана остановилась, посмотрела на него так, будто бы действительно только что заметила.
— О, ты вроде бы Гиансар. Тебя я не люблю, ты тоже папин сын на стороне, но ты рос с ним в доме.
По ее голосу мне действительно показалось, что она плохо к нему относится. Со мной Дана разговаривала более нейтрально.
— Но моя мать умерла, и у меня никого не осталось.
— Вот как. А я росла в приюте. Видимо, папа любил социально неприспособленных женщин, можно провести такую аналогию. Значит, ты в семье — злой гений. Гиансар придумывает, как убивать, а Кастор платит за это. Вот что я называю «семейный бизнес».
— Я не знал, что ты там будешь! Я вообще о тебе не знал! Как и об опытах на людях!
— Когда в детстве я воровала помаду у воспитательницы, я тоже ей говорила, будто не знала, что так нельзя. Наверное, когда изобретаешь смертельный газ, ты предполагаешь, что рано или поздно он кого-то убьет. Когда производишь его, наверное, даже знаешь, кого конкретно.
Дана могла стоять в моей гостиной и говорить подобное, потому что она чуть не умерла, и, потому что я не позволил этому случиться. А может быть, дело и в том, что Дана приготовила себя к смерти, и теперь любые ограничения были ей не страшны.
Гиансар сейчас выглядел очень расстроенным, растерянным и виноватым. Наверное, также должен был чувствовать себя я.
— Я знаю, знаю, что он был создан не для мирных целей. Но дело в том, что он должен был быть применен лишь на людях соседней Галактики, на солдатах, которые могли бы слечь и от пуль. Но не на простых людях в качестве эксперимента!
Дана потеряла к нему интерес. Дверь открылась, и в дом вошла Кассиопея. В руках у нее был пакет, а значит, она достала то, что я просил. Я думал, обезболивающее средство сможет помочь Дане, но, наверное, она нуждалась в чем-то другом. Я сел на диван, надеясь, что сердце станет меньше болеть.
— Привет, Кассиопея. Я твоя сестра, дочь твоего отца, Дана. Кастор обо мне ничего не рассказывал, но мы все равно встретились. Мне очень хотелось тебя увидеть, но не так, как Кастора, потому что я всегда больше мечтала о старшем брате.
Кассиопея прислонилась к двери (нехарактерное для нее движение). Но ее лицо не изменилось.