Как я (на)учился жить без папы, лежать в больнице, любить маму и многому другому… Книга для мам и сыновей

И правда, минут через пятнадцать – двадцать медсестра распахнула дверь до этого момента всецело моей палаты и мягко подтолкнула через порог мальчика. «Вот, Илюша, привела тебе нового друга», – улыбнулась она мне и закрыла за собой дверь с обратной стороны. Мальчик остался стоять на пороге.

Я нарочно не обратил на него внимания. Друга? Вот еще! Нужен был тогда мне этот друг! «Недолго же я наслаждался одиночеством, – думал я, – с этого момента у меня под ногами будет крутиться мальчуган, лет на пять младше меня!» Но краем глаза я очень даже внимательно за ним наблюдал. Он ни на секунду не растерялся, а уверенной походкой прошел к своей кровати с пакетом в руках. Пакет засунул в тумбочку, сам удобно расположился на кровати.

Стараясь на него сильно не пялиться, я демонстративно лег на свою койку и уставился в серый потолок. Не помню, сколько времени мы продолжали молчать. Это молчание вызывало у меня какой-то внутренний дискомфорт. Ведь рано или поздно мы должны были все-таки заговорить, познакомиться и стать лучшими друзьями, расставаясь при выписке из больницы, клясться друг другу в вечной дружбе и обмениваться адресами-телефонами. Так и случилось… почти.

Я первый нарушил молчание вопросом: «Как тебя зовут? А фамилия?» К вечеру мы действительно стали друзьями не разлей вода, даже несмотря на большую разницу в возрасте. В тот день Дима, так звали моего нового друга, много о себе рассказывал. Я узнал, что его одолел тот же недуг, что и меня, – пупочная грыжа. А раз так, то болезнь эта, судя по всему, не такая уж редкая и опасная, как я сначала полагал. Диме на следующий день тоже предстояла операция. Ночью я не давал ему спать, мучая дурацкими вопросами и шуточками, позабыв о своих страхах и печалях. Так прошел мой первый больничный день.

Утром я проснулся от того, что из угла палаты доносились непонятные дребезжащие звуки – Дима прочищал горло и громко сморкался в умывальник. Это было утро в нашей жизни, которые мы по всем правилам никогда не должны были забыть. Ведь нам впервые делали операцию! Мы с волнением ожидали вызова в операционную. Нам обоим было страшно, но ни я, ни Дима не подавали вида. Соревнуясь друг с другом в храбрости, мы шутили по поводу предстоящей операции и спорили, кого из нас увезут в операционную первым.

Первым увезли его. В палату зашла медсестра и попросила Диму раздеться до трусов, сделала ему укол и, взяв за руку, увела с собой. За дверями палаты поджидала больничная каталка, на которой его увезли в операционную. Я остался один на один со своими тревогами и страхами. Время будто остановилось. Мне казалось, что прошла целая вечность с того момента, как Диму увезли, и до того момента, как в дверях палаты снова появилась медсестра. Пришла моя очередь. Но где же Дима? Почему его не привезли в палату? Что с ним случилось? Вопросы, безмолвно адресованные медсестре, я не осмелился задать вслух. Мне было страшно за Диму и за себя. Раздеваясь, я чуть не запутался в пижамных штанах, потому что ноги перестали меня слушаться и словно хотели остаться в палате, а не ехать со мной в операционную. Хотели остаться здесь и мои руки, неловко цепляющие и опрокидывающие предметы с прикроватной тумбочки. И все остальное тело по-своему сопротивлялось. Даже пупочная грыжа не хотела отправляться в операционную, а беспокойно ныла внизу живота, будто умоляла пощадить ее.

Кое-как раздевшись, я получил свой укол и неуклюже забрался на каталку. Пока меня везли по длинным больничным коридорам в операционную, я лежал на спине и смотрел то на потолок, то на медсестру – от ее длинных ресниц и милого личика веяло спокойствием и доброжелательностью. Отдав себя полностью в ее руки, я несколько успокоился и расслабился. Над моей головой одна за другой мелькали больничные лампы и дверные проемы. Дорога в операционную, казалось, пролегала через все отделение.

Когда меня привезли в операционную, я увидел Диму. Он лежал на операционном столе, а над ним склонились хирурги. На моих глазах ему наклеили на живот марлевую повязку, сняли его со стола и, словно спящего ангела, аккуратно положили на каталку. Медсестра увезла его обратно в палату. А мне предложили занять освободившееся, еще тепленькое место.

Я с трудом запрыгнул на высокий операционный стол и лег. В руках и ногах чувствовалась дрожь. Клеенчатое покрытие стола неприятно липло к телу. Надо мной склонились хирурги и медсестры. Быстрым движением пара женских рук стянула с меня трусы, и я почувствовал, как заливаюсь краской. Медсестра по-деловому принялась намазывать мой живот йодом, а кто-то из врачей произнес убийственную для меня фразу: «Ого, так он у нас еще и небритый!» (врач имел в виду островок волос, который рано или поздно возникает у каждого мальчика внизу живота). Мои мысли были о том, как бы мне поскорей отключиться. К счастью, действие наркоза не заставило себя долго ждать.