Как я стал переводчиком Сталина

Ситуация вокруг Чехословакии резко обострилась. Я работал тогда на заводе "Арсенал". В конструкторском бюро, где мне отвели место за большой чертежной доской, я оказался в группе, руководимой инженером Тимофеевым. Он очень внимательно отнесся ко мне, помогал освоить специфику производства. Но с ним не долго пришлось работать. На Украине объявили мобилизацию. Командиров, числившихся в резерве, в том числе и Тимофеева, призвали в Красную Армию. Пару раз он заходил к нам, уже в военной форме, подтянутый, суровый. Рассказал, что получил направление в армейскую группировку на границе с Польшей. В соответствии с соглашением между СССР и Францией мы должны были совместно прийти на помощь Чехословакии в случае агрессии против нее. Все говорило о том, что такой момент наступил. Сообщения прессы об угрозах Гитлера Праге, о провокациях генлейновцев в Судетах предвещали новую захватническую акцию нацистов. Москва провела мобилизацию в Украинском военном округе, чем подтвердила намерение выполнить свое обязательство. Мы с вниманием следили за переговорами в Мюнхене, будучи уверены, что, если Гитлер не отступит, СССР и Франция окажут Чехословакии обещанную поддержку. Психологически наш народ, как мне кажется, был к этому тогда готов. Более того, мы надеялись, что в итоге произойдет свержение фашистской диктатуры в Германии. Но очередной истерический спектакль, разыгранный Гитлером в Мюнхене, привел к предательству западными державами Чехословакии. Франция отказалась ей помочь. Польша не пропустила Красную Армию через свою территорию. Мобилизацию на Украине отменили, и инженер Тимофеев, сняв военную форму, вернулся в конструкторское бюро завода "Арсенал"...

Каждое утро, идя на работу через Мариинский парк, я смотрю на расстилавшийся внизу левый берег Днепра, на песчаные отмели, заливные луга, далекие деревеньки на горизонте с церковками и колокольнями. Неужели наступит момент, когда здесь, над кручей, будет стоять немецкий солдат, а наша армия откатится по этим лугам далеко за горизонт, а сюда хлынут нацисты, оставляя позади себя потоки крови, тысячи изувеченных и плененных, обуглившиеся скелеты многострадальных украинских деревень?

Прочитав только что опубликованную сенсационную книгу таинственного Эрнста Генри "Гитлер против СССР", где предсказывался, пусть и временный, захват германскими войсками обширных территорий Советского Союза, и наблюдая феноменальные успехи Гитлера, приведшие, впрочем не без помощи западных политиков, к созданию великогерманского рейха, я уже не исключал того, что в случае войны с немцами нам придется понести огромные потери. Мысли обо всем этом меня занимали и в личном плане. На вечернем отделении Киевского политехнического института не было военной кафедры. Все мы на время учебы имели отсрочку от призыва, и теперь предстояло пройти действительную военную службу. Правда, окончившие институт пользовались льготой: в сухопутных войсках служили год вместо двух, а на флоте - два года вместо четырех. Успеем ли пройти службу до войны?

В начале ноября пришла повестка из военкомата. Следовало явиться на медосмотр, а затем в призывную комиссию. Никаких дефектов у меня не обнаружили. Комиссия ограничилась лишь несколькими вопросами биографического характера. После краткого ожидания в коридоре я снова предстал перед комиссией и узнал, что зачислен на Тихоокеанский флот и должен еще в этом месяце отбыть во Владивосток. Меня всегда влекла морская романтика. Все же я не обрадовался решению призывной комиссии. Почти всех моих друзей призвали в сухопутные войска Украинского военного округа. Они служили поблизости, получая увольнительную, приезжали домой, нарушая правила, переодевались в штатское и отлично проводили время в привычной обстановке. Мне во Владивостоке ничего подобного не светит. К тому же служба - два года, а не один, как у них. И с Галей придется надолго расстаться. А еще меня расстраивало предписание явиться на сборный пункт остриженным наголо.

Предотъездные дни прошли во всякой суете: оформление разных справок, получение проездных документов, свидетельств, удостоверений. Мучительно-сладким было прощание с Галей. Да и от родителей я еще никогда на такой длительный срок не уезжал, и было больно расставаться с ними. Тоскливое чувство не покидало меня все те дни. Но было и какое-то непонятное, тревожившее душу предчувствие чего-то неизведанного, такого, что должно изменить всю мою жизнь. Завидуя друзьям, остающимся на Украине, я не предполагал, что почти все они погибнут в первые дни войны и что такая же участь наверняка постигла бы и меня, останься я с ними.