Как я стал переводчиком Сталина

Затем Черчилль напомнил, что предупреждал через посла Криппса Москву о готовившемся нападении Германии на Россию. Сталин никак не реагировал на это, заметив лишь, что всегда ожидал нападения, но полагал, что его удастся оттянуть до весны 1942 года. Не мог же он признаться, что на протокольной записи беседы Вышинского с Кригшсом собственноручно начертал: «Очередная британская провокация».

Поговорили о предвоенном периоде, причем Черчилль согласился, что англо-французская делегация, которая вела в Москве переговоры в 1939 году, была недостаточно представительной и не имела необходимых полномочий заключить серьезное соглашение. Сталин рассказал в общих чертах о поездке Молотова в Берлин, его переговорах с Гитлером и Риббентропом и о том, как во время последней беседы с германским министром иностранных дел в столице рейха была объявлена воздушная тревога.

— Зачем вы тогда бомбили моего Вячеслава? — шутливым тоном спросил Сталин своего гостя.

— Я всегда считал, что никогда не следует упускать счастливую возможность, — в тон ему ответил британский премьер.

Время уже приближалось к полуночи. Рано утром Черчилль должен был отправляться на аэродром. Но Сталин не хотел его отпускать.

— Почему бы нам не зайти в мою кремлевскую квартиру и не выпить по рюмочке? — спросил Сталин.

— Я никогда не отказываюсь от подобных предложений, — согласился Черчилль.

И они тут же отправились по переходам Кремля, вышли в небольшой дворик, пересекли проезжую часть и оказались в квартире Сталина, которую британский премьер назвал «скромной и умеренной по размерам»: столовая, гостиная, кабинет и большая ванная комната. Сталин не сказал гостю, что в прошлом это была квартира Бухарина. Они обменялись жильем после самоубийства жены Сталина Надежды Аллилуевой.

Пригласив Черчилля к себе на квартиру, Сталин оказал ему исключительное внимание. До сих пор ни один иностранный политический деятель не удостоился такого жеста. Сталин, несомненно, хотел этим подчеркнуть, как он, несмотря на происшедшее столкновение из-за второго фронта, дорожит сотрудничеством с Великобританией и тем, что в Лондоне готовы рассматривать Советский Союз равноправным партнером. Чтобы еще больше подчеркнуть свое расположение к высокому английскому гостю и сделать этот вечер поинтимнее, он позвал дочь школьницу Светлану, которая, хлопоча у стола, выполняла роль хозяйки. Через некоторое время появился и Молотов. Взяв на себя функции тамады, он принялся произносить многочисленные тосты.

— Одного не отнимешь у Молотова, — весело заметил Сталин. — Он специалист по проведению застолий, да и сам умеет пить…

На столе появлялись все новые блюда и разнообразные напитки. Черчилль понял, что предстоит обильный долгий ужин.

Среди других тем был затронут и вопрос о коллективизации в Советском Союзе.

— Скажите, — поинтересовался Черчилль, — напряжение нынешней войны столь же тяжело для вас лично, как и бремя политики коллективизации?

— О нет, — ответил «отец народов», — политика коллективизации была ужасной борьбой…

— Я так и думал. Ведь вам пришлось иметь дело не с горсткой аристократов и помещиков, а с миллионами мелких хозяев…

— Десять миллионов, — воскликнул Сталин, возведя руки. — Это было страшно. И длилось четыре года. Но это было абсолютно необходимо для России, чтобы избежать голода и обеспечить деревню тракторами…

Названная Сталиным цифра репрессированных крестьян в период коллективизации примерно совпадает с той, которая в последнее время упоминалась в советской прессе. Если признать, что около половины изгнанных с насиженных мест после скитаний по стране пошли в колхозы либо на промышленные стройки, то погибли или были ликвидированы около пяти миллионов, что недалеко от шести миллионов, на которых сходится большинство исследований. Надо иметь в виду, что речь идет о наиболее трудолюбивых, умелых и способных землепашцах и скотоводах, имевших крепкие хозяйства, а потому энергично сопротивлявшихся экспроприации, за что и лишены были жизни. Понятно, что, понеся такие огромные потери, наша страна до сих пор не может выбраться из кризиса сельского хозяйства. Деревня, насыщенная тракторами, но лишенная подлинного хозяина земли, не в состоянии прокормить население…

— Что же, они все были кулаками? — спросил Черчилль.

— Да, — ответил Сталин и, немного помолчав, повторил: — Это было ужасно тяжело, но необходимо…

— И что же с ними произошло?

— Да что, — как бы отмахнулся вождь. — Многие из них согласились пойти с нами. Некоторым дали обрабатывать землю в районе Томска или Иркутска и дальше на Севере. Но там они не прижились. Их невзлюбили местные жители. В конце концов их же батраки расправились с ними.

Конечно же, не местные жители и не батраки, а специальные отряды Народного комиссариата внутренних дел ликвидировали несчастных крестьян — жертв насильственной коллективизации. Поверил ли Черчилль сталинской версии? Он ничего ему не возразил. А в своих мемуарах лишь отметил, что, выслушав объяснение Сталина, содрогнулся при мысли о миллионах мужчин, женщин и детей, погибших в леденящих просторах Сибири.