Как я стал переводчиком Сталина

Поезд быстро набирал скорость. Мимо мелькали уютные домики под черепичной крышей, с зелеными лужайками и миниатюрными фаянсовыми гномиками вокруг клумб. И вдруг, как в кинофильме, эту идиллию перебили длинные составы с зачехленными орудиями, покрытыми брезентом танками, вагонами с солдатами в стальных касках; вся эта грозная масса неотвратимо двигалась к границам Франции, Бельгии, Голландии.

Короткая остановка. К нам в вагон вошла девушка. Длинные каштановые волосы, вздернутый носик, ярко-голубые глаза. Увидев, что у нас свободно — я стоял в проходе у окна, в купе был только Селецкий, — она робко спросила, не найдется ли место для нее. Я поспешно открыл стеклянную дверь. Девушка повесила легкий плащ, положила в сетку над диваном небольшую дорожную сумку и устроилась у окна. Мимо прошла буфетчица с термосом. Я остановил ее и, взяв три кофе, предложил Селецкому и нашей новой соседке.

— Большое спасибо, — просто сказала она, взяв чашку.

Я представился, назвав только имя.

— Мальвина, — послышалось в ответ.

Поговорили о красотах Рейна, о ранней весне. Я снова вернулся к окну в проходе. Через некоторое время Мальвина присоединилась ко мне. Очень удивилась, узнав, что мы — русские и приехали на завод Круппа. Ее отец тоже работал у Круппа, но сейчас призван в армию. Его часть на границе с Францией, и она едет его навестить.

— А мы с приятелем решили совершить на праздники прогулку по Рейну, пояснил я.

— Очень люблю эти места, — сказала Мальвина. — Мы все здесь исходили пешком, когда я еще училась в школе. Откуда вы так хорошо знаете немецкий?

Я рассказал, что посещал немецкую школу на Украине.

— Неужели в России есть немецкие школы? — удивилась она.

— Были, когда я учился…

Я знал, что нашу школу закрыли, а ее основателя и директора Фридриха Фибиха* сослали в Сибирь как «шпиона» и «врага народа». Но этого я ей не сказал.

Мы снова обогнали эшелон с танками и войсками.

— Очень опасаюсь за отца. У него слабое здоровье. Но кто обращает на это внимание! Им нужно побольше солдат. Всю зиму и весну мы надеялись, что после Польши война закончится и отца отпустят. Но теперь видно, что это надолго. С моей специальностью медсестры тоже не избежать фронта.

Начало темнеть, в купе зажегся свет, Селецкий приглашал нас жестами к себе. Но что-то удерживало нас в полутемном проходе. Мы говорили и говорили обо всем и ни о чем. Нам просто было приятно общение друг с другом. По радио объявили следующую станцию — Рюдесгейм.

— Здесь мы выходим, — сказал я. И сразу стало холодно и неуютно.

— Жаль, — коротко ответила Мальвина. Не думая, что это возможно, я как-то машинально произнес:

— Почему бы и вам не сойти здесь вместе с нами? Она немного помолчала, потом пристально взглянула на меня:

— А почему бы и нет? Я могла бы продолжить свою поездку завтра утром.

Ее ответ меня ошеломил. Но отступать было некуда.

Она спокойно вошла в купе, взяла сумку и плащ и вернулась в проход.

Войдя в купе и потянувшись за чемоданчиком, я шепнул Селецкому:

— Она выходит вместе с нами…

— Этого еще недоставало, — незлобиво проворчал он.

Я пожал плечами.

Вечер был чудесный. Луна еще не взошла, но уже серебрила небо призрачным сиянием. Мы шли по тихой улочке в поисках жилья. Почти на каждой калитке висела табличка: «Сдаются комнаты».

Остановились у дома с двумя рядами окон в высокой крыше. Хозяйка показала нам в верхней мансарде три комнаты, которые нас вполне устроили. Она же приготовила ужин — яичницу и бутылку рейнского. Пожелав друг другу приятных сновидений, мы разошлись по своим спальням. С Мальвиной мы ни о чем не уговаривались, но я оставил дверь незапертой. Ночью она пришла ко мне. Она, конечно, понятия не имела о профсоюзе и его канонах…

Луна поднялась над рекой, обозначив в небе резкие силуэты рыцарских замков. Тихая ночь, ночь перед бурей, которая, быть может, унесла в небытие и медсестру Мальвину, и ее отца-солдата.

Утром, выпив наскоро по чашке кофе со свежими булочками, мы проводили Мальвину на вокзал.

Прощание, взмах платочка из вагона — и поезд скрылся за поворотом.

Мы с Селецким отправились пешком по левому берегу Рейна. Погода стояла солнечная и теплая, а к полудню и вовсе стало жарко. Кругом зеленели виноградники. Почти через каждый километр попадались подвальчики, где крестьяне угощали холодным домашним вином. Сновали по Рейну пароходики и баржи, а на холмах мрачно высились старые крепости. Но было и немало хорошо сохранившихся замков, некоторые из них — частные музеи. Зайдя в такой музей, как бы оказываешься в средневековье. Столетия, кажется, не коснулись ни одного предмета. Осмотрели мы и стальную громаду статуи «Германия» — чудовищной, огромной валькирии с угрожающим мечом. Вот уж поистине памятник торжествующему милитаризму! Пообедали в небольшом ресторанчике на склоне холма и, немного передохнув, продолжили путь. К вечеру добрались до Бад-Годесберга.