Как я стал собой. Воспоминания

На следующий день я подписывал книги в «Гестия Букстор», маленьком книжном магазине в центре Афин. Я десятки раз вот так раздавал автографы в книжных, и до, и после того, но эту автограф-сессию смело можно было назвать самой грандиозной из всех. Хвост очереди тянулся из магазина на восемь кварталов, мешая дорожному движению. Люди не только покупали в магазине новые книги, но и приносили с собой уже купленные, чтобы я их подписал.

Писать греческие имена было непростым делом, поскольку большинство из них были мне не знакомы – например, Досия, Ианте, Нереида, Татьяна – и трудны в написании. Тогда посетителей попросили написать свои имена большими печатными буквами на желтых полосках бумаги, которые они должны были вручать мне вместе со своими книгами. Многие стремились сфотографироваться со мной, но это задерживало очередь, и вскоре людей попросили отказаться от фото.

Спустя час покупателям сказали, что я смогу подписывать максимум по четыре книги, еще через час их количество сократилось до трех, а в конечном итоге я подписывал только одну старую книгу в придачу к новым. Но даже после таких мер раздача автографов продлилась почти четыре часа, и я подписал свыше восьмисот новых книг и еще великое множество старых.

Не так давно я с печалью узнал, что почтенный магазин «Гестия Букстор» навеки закрыл свои двери, пав жертвой греческого финансового кризиса.

Как это обычно бывает на моих автограф-сессиях, подавляющее большинство покупателей в этой очереди составляли женщины – и я получил поистине уникальный опыт, когда как минимум пятьдесят прекрасных гречанок прошептали мне на ухо: «Я вас люблю!» Чтобы я не возгордился, Ставрос отвел меня в сторонку и сообщил, что гречанки часто говорят эти слова и вкладывают в них более простой смысл, чем американки.

Автограф-сессия в «Гестия Букстор» вспомнилась мне десять лет спустя, когда ко мне обратился за помощью пожилой врач-британец. Неудовлетворенный своей холостяцкой жизнью и собственным нереализованным потенциалом, он терзался сомнениями, стоит ли со мной консультироваться: с одной стороны, он хотел моей помощи, а с другой, отчаянно завидовал моему писательскому успеху, потому что был убежден, что и сам обладает талантом писать художественные книги.

Ближе к концу нашей беседы он рассказал ключевой эпизод из своей жизни, который преследовал его пятьдесят лет, – с тех пор, как он провел два года в Греции, преподавая английский в школе для девочек. В конце прощальных церемоний, как раз когда он собирался уезжать, юная и прекрасная гречанка-ученица обняла его и шепнула на ухо: «Я вас люблю». С тех самых пор он думал об этой юной девушке, слышал мысленно ее шепот и казнился из-за того, что не нашел в себе мужества откликнуться на ее призыв и прожить ту настоящую жизнь, что была ему предназначена. Я помог ему, чем мог, но знал, что одну вещь сказать ему не смогу: «Когда гречанки говорят «Я тебя люблю», эти слова значат не совсем то, они значат в США и, наверно, в Великобритании. Знаете, однажды эти самые слова мне прошептали примерно пятьдесят гречанок».

На следующий день после автограф-сессии в «Гестии» Университет Пантеон присудил мне мою единственную почетную докторскую степень. Я с благоговением предстал перед обширной аудиторией в большом зале, где стены были увешаны портретами Аристотеля, Платона, Сократа, Эпикура и Эсхила. А вечером следующего дня Мэрилин выступала в Афинском университете с речью о проблемах феминизма. Головокружительные события для семейства Яломов!

Моя следующая поездка в Грецию состоялась через четыре года, в 2009 году. Университет Янины пригласил Мэрилин выступить с рассказом о ее книге «История груди». Когда стало известно, что мы едем в Грецию, Фонд Онассиса пригласил меня рассказать о моей новой книге, «Шопенгауэр как лекарство», в «Мегароне», самом большом концертном зале Афин.

По прибытии в Афины нам устроили частную экскурсию по новому Музею Акрополя, который должен был открыться через пару недель. Войдя в здание, мы с изумлением увидели стеклянные полы, через которые можно было смотреть на руины цивилизаций, слой за слоем уходящие в прошлое на тысячи лет. В другом зале музея были выставлены знаменитые мраморы Элджина, названные по фамилии англичанина, который вывез примерно половину из них из Акрополя в Британский музей. Отсутствующие (кто-нибудь сказал бы – украденные) фрагменты были представлены гипсовыми слепками, отличавшимися цветом от оригиналов. Возвращение произведений искусства в родную для них страну сегодня представляет труднейшую проблему для всех музеев мира, однако во время пребывания в Греции наши симпатии были на стороне греков.

Из Афин мы вылетели в Янину, где Мэрилин по приглашению профессора Марины Врелли-Зачу должна была выступить в университете – впечатляющем учебном заведении, где проходили обучение двадцать тысяч студентов. Слушая речь Мэрилин, я, как всегда, довольно расслабился и старался только сдержаться и не выкрикнуть на весь зал: «Полюбуйтесь, это моя жена!»