Как я вернулся в отчий дом и встретил сингулярность

– Что был, что не было его. Разницы никакой, – пробубнил Жора, превозмогая себя и пытаясь втащить тело в тёмный коридор. Протиснувшись внутрь, Жора схватился двумя руками за плечи Падлы и стал утягивать его вовнутрь, продвигаясь при этом задом наперёд. Там было совсем темно – настолько, что Дворовой в какой-то момент перестал различать собственные очертания. Он даже не успел понять, как это произошло. Темнота внутри этого коридора не заполняла пространство постепенно по мере продвижения Жоры. Она просто включилась в какой-то момент сама собой. Как по щелчку пальца. Там, в подвале, наверное, погас свет. Дворовой не видел больше впереди себя того грязно-желтого прямоугольника, из которого он только что ступил в эту адскую пещеру, в которой не осталось ни единого грёбанного фотона. Теперь мрак и сгущающийся холод начинали рисовать Дворовому новые контуры, неощутимые ни глазами, ни на ощупь. Они нигде не начинались и не заканчивались; в них не было ни единого ориентира, который бы указал на причастность человека к этому, земному миру. Такому обычному, заурядному, но вместе с тем совершенно неподвластному для понимания.

Жора запаниковал. Бросив тело, он поторопился уйти отсюда прочь. Он двигался интуитивно, выставив руки перед собой и не обращая внимания на то, что ноги его топчутся по чьему-то туловищу, не позволяя сдерживать равновесие и почти роняя его самого. Дорога наружу казалась в разы длиннее, чем путь, проделанный сюда, в эту странную слепую зону, словно специально задуманную кем-то для сокрытия человеческих ошибок или списания их несовершенств. Страх застрять здесь навсегда стал вдруг таким плотным, что, разойдясь вместе с кровью по всем Жориным конечностям, едва не разорвал их на части.

– Софья Васильевна! – попробовал прокричать Дворовой, но слова его тут же испарились. Тогда он сделал ещё одну попытку и, поняв, что полностью лишился слуха, стал совсем судорожно как-то двигаться и едва ли не биться как сумасшедший о стены, которых, впрочем, он тоже не чувствовал.

Ну вот и всё, думал он. Вот и всё. Это надо же было так проглядеть собственную смерть. Всё, значит, было совсем не так, как он то запомнил. Упустил он, стало быть, тот момент, когда судьба его решилась. И кто эту судьбу за него решил, не узнать ведь. Отправили его в мир иной без его же ведома. Вот он какой, мир этот. Так, наверное, и выглядит ад. Если и так, то сильно оно страшнее, чем кострища и раскалённые сковородки, думал Жора и настолько проникся, и почти смирился уже со своими заключениями, что не заметил, как зрение к нему вернулось.

Обрывки слов и кажущиеся бессмысленными символы, разбросанные по стенам, замельтешили вдруг перед Жориными глазами, вызывая у него ощущение захмеления. Стоя у входа в коридор и покачиваясь, он пытался собрать распавшееся на несколько слоёв изображение в единую картинку, какой он её запомнил до погружения в темноту. Прямо под его ногами лежали ноги Падлы. Оставшуюся часть трупа скрывала мгла коридора. Правда, этого Дворовой не видел, так как смотрел в противоположную сторону, но будто бы всё ощущал, сам притом не понимая, как именно это чувственное знание в него проникало.

Когда всё наконец встало на места, Дворовой смог сдвинуться с места. Всё вроде и было по-старому, но в панораме словно чего-то недоставало. И разница-то совсем неочевидная. Всего одну крохотную деталь изменили, на которую и внимания обратить не получалось никогда, да и теперь не получается, а всё равно выглядит всё вокруг как будто немного иным, зловещим даже. Или, может, всё дело в нём, в Жоре? Или это он будто бы вышел оттуда не весь, не полностью. Гадкие мысли. Точно клопы они по всему ему поползли, заставляя дрожать и изворачиваться. Дворовой, точно одержимый, стал вдруг исполнять странный шаманский танец, пребывая не в силах понять природу происходящего с ним. То ли смерть, то ли перерождение. То ли болезнь, то ли наоборот исцеление. В глазах опять всё стало расплываться и сливаться в одну липкую коричневую массу, в которой кое-где лишь белые пятна пробивались. Скоро их стало так много, что они превратились в одну большую вспышку света, которая окончательно ослепила Дворового.

Очнулся он около лестницы, ведущей на улицу. Дверь была закрыта, но не заперта. Жора видел, как её расшатывали порывы ветра, будто какой-то злой и пакостливый человек стоял за ней и всё подгадывал момент, чтоб лицо своё гадкое в щель втиснуть и посмотреть на Жору злорадно и свысока. Но ничего такого не произошло. Встав и отряхнувшись, Дворовой оглядел подвал и заметил, что ноги Падлы, всё ещё торчавшие из проёма, уходили в него всё глубже. Сами собой. Он смотрел на них завороженно, но не так, как делают это, стоя напротив шедевров живописи, а как глядят обычно дети на плавящегося под солью червя или радужные разводы в луже. Жора почти не шевелился, пока бездыханное тело медленно вползало во мглу коридора. Как только оно полностью там исчезло, Жора, уверенный, что таинственная эта пропажа ему лишь почудилось, пошёл домой.