Как я влиял на Севку

В стенку мне сердито постучали соседи. А снизу донеслось:

— Вы-здо-ра-вли-вай! Мы те-бя ждём!!! Вы-здо-рав-ли-вай!!!

Ребята ушли. Я спрыгнул с подоконника. Я не мог больше лежать на диване.

Вместе со всеми мне только что кричал и махал клюшкой Эдик. Я был рад, что он выздоровел. Но где взять теперь коньки и клюшку?

В передней лежали мои старые ботинки с коньками.

Я достал коробку. Стряхнул пыль. Развязал бечёвку.

Через полчаса я легонько цокал коньками, разгуливая по комнате. Я был мокрым, словно вылез из ванны и забыл вытереться, и на каждом шагу морщился от боли. Зато теперь я мог выйти на лёд на собственных коньках.

Оставалась клюшка.

Её я решил сделать сам.

Папа очень любил по вечерам мастерить полочки, шкафчики и вообще всякие вещи для домашнего хозяйства. Я всегда удивлялся: и охота человеку, который строит настоящие большие машины, возиться с такой ерундой?

Под раковиной в кухне у нас был настоящий склад. Чего там только не было: и разные пилы, и отвёртки, и напильники!

Так что насчёт инструментов я не беспокоился.

Вопрос, как делать клюшку, меня тоже особенно не волновал. Семилетний ребёнок знает, что такое клюшка: палка с загогулиной на конце.

А вот из чего сделать клюшку, я не знал. На улице можно было бы найти подходящий материал. А в квартире?

Нужно мне было совсем немного. Палку для ручки и кусок толстой фанеры для крючка.

Я ходил по комнатам и думал: вот положение! Хуже, чем у Робинзона Крузо. Он на своём необитаемом острове дом построил. А я не могу клюшку сделать!

Мне повезло. В передней возле вешалки из-под пальто выглядывала щётка.

Об этой щётке мама с бабушкой спорили давно. «Выбросить её пора, — говорила мама, — и купить новую». — «Зачем же выбрасывать, — говорила бабушка, — щётка совсем хорошая. Она нас с тобой переживёт».

Мне представлялся великолепный случай разрешить спор в мамину пользу. Я отпилю у щётки ручку и тогда, хочешь не хочешь, придётся покупать новую.

Хуже было дело с крючком для клюшки.

Три раза обошёл квартиру — ничего подходящего.

Я сидел на кухне, горевал и продолжал шарить глазами по полу, стенам и даже потолку. И вдруг я увидел: за невысоким белым кухонным шкафчиком гвоздь. А на гвозде…

И как я сразу не сообразил?!

На гвозде висела доска, на которой мама разделывала тесто для пирогов.

Доску делал папа. По правде сказать, там и делать было нечего. По краям листа толстой фанеры набил планочки — вот и вся работа.

Но маме доска очень нравилась. И её у нас брали все соседи.

Я подумал: если я оставлю маму совсем без доски, получится страшный тарарам. Но ведь мне вся доска и не нужна. Нужен совсем небольшой кусочек. Ровно на крюк для клюшки. А я, когда меня выпустят на улицу, найду подходящий лист фанеры и сделаю маме другую доску. Новенькую.

Я не очень-то умел обращаться с инструментами. Но недаром говорят: кто хочет, тот добьётся.

Первый крюк не получился совсем.

Второй — получше.

А за третий меня бы похвалил, наверно, сам Иван Тихонович, наш учитель по труду.

Я отпилил у щётки ручку и прибил к ней гвоздями крюк. Намотал побольше синей изоляционной ленты и клюшка получилась хоть куда, совсем как настоящая.

Погонял немножко по квартире банку из-под гуталина и стал убирать мусор. И тут только заметил: от маминой доски остался совсем маленький кусочек с ручкой, похожий на букву «T».

Сначала я очень испугался. А потом подумал: из-за шкафа всё равно один только этот кусочек и выглядывал. Я повесил на гвоздь букву «Т» ногой вверх и отошёл на середину кухни. Так и есть! Будто никто и пальцем до доски не дотрагивался: висит себе и висит!

Когда вернулась бабушка, я лежал на диване с большущей книгой в руках.

Бабушка подозрительно посмотрела на меня, обошла всю квартиру, как видно, успокоилась и принялась готовить ужин.

Потом пришли папа с мамой.

Меня распирало от желания похвастаться клюшкой. Но я понимал: ничего хорошего из этого не получится и терпел.

Только мне трудно было сидеть на одном месте, я бродил по квартире и всем мешал.

На кухне бабушка возилась около газовой плиты и что-то бормотала себе под нос. У меня было расчудесное настроение и я спросил:

— Опять с кастрюльками разговариваешь?

— Чем зубоскалить, — сказала бабушка, — щётку бы лучше принёс! Ишь, тут мусор какой-то, опилки, что ли, не пойму…

Я так и застыл с раскрытым ртом.

— Ну, — сказала бабушка, — чего стоишь? Иль не слышал?

Я не двигался с места, только глазами моргал. Бабушка покачала головой и, шаркая домашними туфлями, отправилась в переднюю.

Мне всё было видно: как она подошла к углу, где из-под пальто и плащей выглядывала щётка; как стала по привычке шарить рукой, разыскивая палку, на которой была насажена сама щётка. Я даже слышал, как бабушка бормотала: «И куда ж ты запропастилась?!»

А потом…

Я никогда не думал, что взрослый человек может поднять такой крик из-за старой вылинявшей щётки.

Просто, наверно, бабушка перепугалась от неожиданности.

Прибежала мама, вышел папа, а бабушка держала в руках остатки щётки и причитала:

— Батюшки, да что же это делается? Батюшки…