Как испортить хороший текст. От кульминации до финала

Эрудиты любят ссылаться на друга Пушкина – поэта Евгения Баратынского. В мемуарах Анны Керн сказано, что Баратынский был очень слаб в грамматике и спрашивал у ещё одного друга, издателя Антона Дельвига: «Что ты называешь родительским падежом?». Возможно, он так шутил, только при этом не пользовался никакими знаками препинания, кроме запятых. Остальные знаки расставляла Софья Салтыкова – жена Дельвига, которой поручали переписывать стихи для типографии. Но для того, чтобы соревноваться с Баратынским в безграмотности, надо быть способным написать хотя бы о Музе с «лица необщим выраженьем».

Писатели порой ведут себя, как персонажи комедии Дениса Фонвизина «Недоросль» Митрофан Простаков с его матушкой. На вопрос учителя: «Дверь, например, какое имя: существительное или прилагательное?» – Митрофанушка отвечал: «Котора дверь?.. Эта? Прилагательна… Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста неделя дверь стоит ещё не навешена: так та покамест существительна».

Той же святой простотой отличались и рассуждения госпожи Простаковой о бесполезности географии: «Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это-таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, свезут, куда изволишь».

Зачем писателю быть грамотным, если редакторы с корректорами всё исправят и причешут? Для ответа годится цитата, знакомая всем поклонникам Владимира Высоцкого. «У нищих слуг нет», – говорил его герой вору в сериале «Место встречи изменить нельзя».

Профессиональные сотрудники издательства, получив безграмотный текст, имеют все основания принять его за свидетельство неуважения – к себе, к читателям, к языку, к литературе… Они его даже читать не станут, а не то что исправлять и причёсывать.

Не надо писать неграмотно.

У нищих слуг нет.

Стоит ли писателю интересоваться языкознанием?

Стоит.

Составитель эпохального «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Даль писал: «Всякая тряпица в три года пригодится».

Писателю могут пойти на пользу любые знания и навыки. А знания о языке и некоторые навыки филолога уж точно не помешают, как и простая начитанность.

Тот, кто знаком с юмористическим рассказом Чехова «Жалобная книга», не сделает ошибку литературного героя: «Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа». Здесь шляпа – подлежащее, к которому относится деепричастный оборот в начале фразы. По правилам русского языка выходит, что это шляпа подъезжала к станции и глядела на природу.

Самые начитанные тут же возразят – мол, у Льва Толстого в романе «Воскресение» без всякого юмора использована такая же конструкция: «Прокричав эти слова, ему стало стыдно, и он оглянулся». Неужели Толстой тоже безграмотен?

На такой деликатный вопрос есть сразу два ответа.

Во-первых, у Льва Николаевича действительно были серьёзные проблемы с русским языком, о которых ещё придётся поговорить…

…а во-вторых, Толстой на тридцать два года старше Чехова. Он воспитывался в то время, когда аристократы продолжали использовать в русской речи кальки с французского языка. Для старого графа Толстого была приемлема иностранная грамматическая конструкция, которую высмеивал сын и внук недавних крепостных, молодой мещанин Чехов.

Филологи, как и профессионалы в любой области, пользуются специальной терминологией. Представление о ней писателю не помешает.

«Шли двое – студент и дождь: студент в галошах, а дождь косой». Такой трюк, с помощью которого некоторые авторы пытаются создать комический эффект, называется силлепс

.

Словарь-справочник 2007 года «Культура русской речи» предлагает научное определение силлепса: «Риторический паралогический приём (в иной трактовке – стилистическая фигура), близкая зевгме, состоящая в объединении в перечислительном ряду логически, а иногда и грамматически неоднородных членов предложения как однородных».

Можно поаплодировать литературным способностям филологов – составителей справочника. Наверное, требуется научная степень или особый талант, чтобы сконструировать громоздкую, неаккуратно согласованную формулу, для понимания которой придётся получить ещё три справки: что такое паралогический приём, что такое стилистическая фигура и что такое зевгма…

…хотя зевгма знакома всем пишущим. Это, как считают филологи, «конструкция, образованная с нарушением смысловой, а также синтаксической однородности слов в сочинительной цепочке».

У Чехова в юмореске «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?» есть подходящий пример: «Доктор… часто имеет палку с набалдашником и лысину». Автор не написал второй раз имеет перед лысину, поскольку слово здесь явно подразумевается.

Пример зевгмы, похожей на силлепс, есть в повести «Дядюшкин сон» у Достоевского: «Сама Марья Александровна сидит у камина в превосходнейшем расположении духа и в светло-зелёном платье, которое к ней идёт».