Как Из Далеча, Далеча, Из Чиста Поля... (СИ)

- Это еще кто таков будет? - голос знакомый слышится. - Кабы не три ноги, так подумал бы я, уж не Григория ли сынок?

- Григория, - Алешка отвечает. Повернулся на голос, и упал.

- Чего уж там, конь о четырех ногах, и то спотыкается, а у тебя три всего, - Сыч говорит. Кому ж тут и взяться, как не ему? - Кто это тебя так? Али сам?

- Родственница твоя удружила, - Алешка буркнул. - Кем она там тебе приходится?

- Родственница? - Сыч удивляется. - Какая такая родственница? Давненько уж я сам-перст на белом свете остался.

И пришло тут Алешке в голову, к бортнику попроситься. Он и на язык короток, и в снадобьях толк знает. Не так, конечно, как Всеведа, но все же... Вот и наплел с три короба, - даром что на ногах не держится и в голове туман, - будто послал его отец родственника своего за озеро проведать, а он, на обратной дороге, в деревне одной, девку встретил, которая вроде как племянницей Сычовой сказалась. Разговорились они, а у нее, оказывается, жених имеется. Заприметил их, и только было Алешка за околицу вышел, налетел со своими дружками-приятелями, с дрекольем в руках. Пятерых-шестерых Алешка, конечно, по сторонам раскидал, только с остальными не справился. Так его без вины отходили, что хоть ложись и помирай. Хорошо, досюда доплелся... Нельзя ли у тебя, Сыч, хоть немного где в сарае отлежаться? Сам понимаешь, в таком виде домой заявиться, охов да ахов будет - на телеге не увезешь. Кстати сказать, девка эта самая поклон ему передавать велела...

Бортник только головой покачал. Некому ему поклон передавать. Врет Алешка, и глазом не моргнет. Однако и то правда, досталось ему от кого-то сверх всякой меры. Что из-за девки где отходили, это вполне могло случиться. Дело молодое... Что домой идти опасается, тоже понятно. Григорий, он еще и добавить может, коли не за просто так побили.

А что трепку молодцу знатную устроили, это Сыч в баньке увидел, когда Алешку у себя в избе приютил. С головы до пят - живого места на нем нету, где синий, где черный - что твоя туча грозовая. Как только и до места того добрался, где в лесу встретились. Ежели б не встретились, хана парню. А так, прогрел бортник Алешку паром березовым да дубовым, попотчевал снадобьями, из меда с травами сваренными, стал молодец в себя приходить. Не сразу, не вдруг, конечно, а только спустя время поднялся на ноги, домой засобирался.

Чего только не наобещал Сычу, за спасение свое. И с дровами помочь, и с бортями, и чего только не пожелает, - все исполнит, и даже дощечки те самые, по которым черты с резами разбирать учился, отдаст. На вопрос же немой, что в глазах бортника ясно виделся, не ответил, только понурился и головой покачал. Ну, тот особо не настаивал. Алешка же, хоть и намолол-наобещал столько, что враз не унести, слово свое сдержал. И насчет дров, и насчет покоса, и сарай поправить помог, и дощечки свои отдал. Так рассудив, что без них в беду угодить помудренее будет.

Дома, как вернулся, особо не расспрашивали. Мать рада была, что сын жив-здоров, ей иного и не нужно, не бабское это дело, зачем князь его посылал. Отцу же Алешка сказал, что наврали все люди, не было никакого зверя дивного. Медведем огромадным зверь дивный оказался. С ним без него справились. Шкуру видел. Такова размером, что крышу избы запросто накрыть можно. Спроси - почему правду о приключившемся утаил, не ответит. Добро бы постороннему кому умолчал, там не поверить могли, на смех поднять, а то - отцу. Со стороны глянуть, странно это с Алешкой получается. Сделал доброе дело - и молчок. А шалость какую - так распишет, будто ничего важней этой самой шалости на свете нету.

От Екима тоже утаил. Поведал буднично, съездил, мол, проведал. Задержался на день, и обратно. Ничего такого в дороге не видал. Лес - он везде лес, а люди живут - как везде живут. Тут особо и сказать нечего.

И потекла жизнь Алешки по-прежнему, в заботах да шалостях вперемежку. Забываться потихоньку стало приключение его. Будто было, а вроде и не было. Вот, скажем, как прошлогодний снег. Ан сколько прошло, примечать за собой стал, то, да не то. И работа вроде спорится, и на гулянье не из последних, а все одно, не по-прежнему. Раньше как было? Глянул на сделанное, и удовольствие почувствовал, а нонче - сделал, ну и сделал. А тут еще мать оженить его задумала. Это отец ненароком проговорился. Услышал про озорство очередное, да и махнул в сердцах: правильно, мол, мать говорит, женить тебя надобно, а то никак ветра в голове не избудешь. Узнал Алешка и кого в жены ему прочат - Миловзору, кузнецову дочку. Припоминать начал, так и затылок зачесал. Слов нет, девка хорошая, справная, и лицом мила, и статью... Чего там говорить, всем взяла. И на гулянье, все как-то рядышком оказывается. А коли не рядом, так все в его сторону посматривает.