Читаем Как изгибали сталь полностью

В 1953 году мы уже были подвижными детьми, повторявшими все, что говорят взрослые. Результатом повторения сердитого голоса из черной тарелки бумажного репродуктора, который сопровождал нас всю последующую жизнь, было предынфарктное состояние наших родителей, когда мы кричали на улице: "Берия шпион". Этого я сам не помню. Об этом мне рассказала мать. Сказала, что я говорил об этом в присутствии соседей на общей кухне. Соседи сразу бросили обедать, убрали со стола и молча удалились. Из-за меня они детей своих впрок отлупили, чтобы не болтали того, что на улице услышат. У отца тоже пропал аппетит. А уж как они сами услышали сообщение Совинформбюро, то немного успокоились, хотя все равно страшновато было. Про бригадмила (что-то вроде участкового уполномоченного) ничего плохого сказать было нельзя, хотя он пользовался своим служебным положением и хамил в очереди за дефицитом, а уж про Берию и думать было страшно.

Мои отец и мать не были судимы и не сидели в лагерях, но чувство самосохранения у них было на высоте.

- Не высовывайся - это мне долбили денно и нощно. - Высунешься - голову сразу открутят. Все люди завидуют друг другу. Если у тебя есть, а у соседа нет, то сосед обязательно сделает так, чтобы и у тебя этого не было или твое перешло к нему.

Попытки маленького человека возразить, сказать, что все люди хорошие, натыкались на суждение типа, что, если не знаешь реального положения вещей, то и не пытайся судить о других людях, а думай о том, как самому целым остаться.

Жизнь показала, что они во многом были правы.

Сеть культурных заведений в послевоенные годы не была сильно развита. В городской части поселка был Дом культуры, где проводились церемонии торжественных вечеров и танцы. В полугородской части поселка был деревянный кинотеатр "Заря", где перед киносеансами играл духовой оркестр и устраивались танцы для кинозрителей, ожидающих начала сеанса. В сельской части поселка был "каменный"

(все здания делились на деревянные, каменные и полукаменные) Дом культуры "Энергетик", тоже являвшийся одним их центров культуры.

Основными центрами культуры, где собирались представители рабочего класса и трудовой интеллигенции, это, конечно, учреждения питания, где можно было хорошо поесть с бесплатным хлебом на столах и практически обязательной ядреной горчицей, посидеть с компанией, выпить кружку пива, рюмку-другую водки или стакан вина (а не брать бутылку и давить ее до конца).

У кого была возможность, строили сарайчики, где в городских условиях пытались содержать живность в виде коз и свиней. Владельцы сараев с дверями, выходящими в сторону противоположную от жилых домов (чтобы не мозолить глаза женам и другим жильцам, изнывающим от недостатка общения или спиртного), негласно были самыми уважаемыми людьми, как бы владельцами закрытых клубов поселковых джентльменов.

После работы члены клуба, взяв бутылку и закуску, шли в сараюшку, где в течение часа-двух предавались воспоминаниями о прошедшей войне или о том, как прошел трудовой день.

В "клубе" моего отца часто были и молодые инженеры, которые сейчас являются, как их называют, "красными директорами". Инженеры охотно шли на контакт с рабочей интеллигенцией не ради панибратства, а для того, чтобы посоветоваться по производственным вопросам и заручиться поддержкой кадровых рабочих в осуществлении инженерных проектов. Это понимали рабочие, и отношения между молодыми инженерами и высококвалифицированными рабочими были уважительными.

Молодежь, учившаяся во время войны, всегда с интересом слушала фронтовиков. От этой молодежи я впервые услышал песенку Л.О.

Утесова, которую практически никогда до сорока лет и не слышал:

Гоп-стоп, тирильпоп,Бабушка здорова.Гоп-стоп, тирильпоп,Кушает компот.Гоп-стоп, тирильпоп,
И мечтает снова пережить налет.

Пацаны всегда трутся около взрослых и, даже не прислушиваясь, не понимая сути разговора, они воспроизводят или запоминают отрывки текста, говорившегося взрослыми:

- Солдатам в Германии было хорошо. Выходишь на улицу, "фроляйн, комм, заубер циммер" ("девушка, пошли, чистить комнату"). И не надо солдату полы мыть. С чего бы это я полы мыл после четырех лет передовой.

- Чистенько все в Германии. Дома стоят аккуратно. Около каждого дома цветы. Дорожки чистенькие. В домах горячая вода из титанов и газовых колонок. Туалеты отдельные. Канализация. Дома и не закрывались. Заходи в любой дом, как раньше и у нас в деревнях было до гражданской войны. Когда пришли, везде велосипеды стояли. Берешь и едешь. Приехал - бросил. Потом немцы перестали оставлять свои велосипеды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное