Как хочется счастья! (сборник)

– Давай. – Мы с ним уже разговаривали словно коллеги по писательскому цеху.

Он продиктовал.

– Ну, всего хорошего? – Я с его папкой под мышкой развернулась в сторону подъезда. Он остановил меня. Ему еще было жаль расставаться со своим детищем.

– А ты не знаешь, как насчет авторских прав? – спросил он.

– Что насчет авторских прав?

– Ну, в случае плагиата, там все такое…

Уж не меня ли он подозревал, что я хочу украсть его произведение?

– Авторские права защищают издательства в случае публикации.

Он понял, что придется рисковать.

– Ну ладно…

Я протянула ему папку назад.

– Чтобы не сомневаться, ты можешь отправить рукопись по почте.

Он испугался. Со мной ему казалось все-таки надежнее.

– Но ты точно там скажешь? Мол, так и так… Человек написал… ты еще скажи, что я твой знакомый. Хороший писатель. Обещаешь? Я ведь тоже многое тебе рассказал, что тебе окажется полезным…

Я поняла. Он выдавал мне материал об обеих тетках с надеждой на благодарность с моей стороны.

– Ну а вообще… – он все не мог сразу уйти. – Как тебе у нас тут?

Он надоел мне просто до чертиков.

Я смотрела ему прямо в глаза и надеялась, что, несмотря на темноту, он заметит подвох.

– У вас тут замечательно. Полный абзац. – От усталости я почему-то почувствовала дикую злость. – Прямо Чехов тут у вас. Антон Павлович. Колдовское озеро. Маклаков влюблен в Лидию Васильевну, а матушка-настоятельница больше всех людей ненавидит живопись.

Но мой водитель принял мои слова за чистую монету.

– Еще бы ей живопись любить! – Он был тоже весь уже серый – то ли от усталости, то ли от волнения за свою рукопись. – Лидка-то жениха своего еще в школьные времена научила рисовать. Жениться вот на себе заставить не смогла, а картинки он всю жизнь потом малевал. Малева-а-а-л…

– Мне надо идти, – решительно сказала я.

Он кинул прощальный взгляд на свою рукопись, сел в машину и быстро уехал, разбрызгивая колесами послегрозовую жидкую грязь. И это странное слово «малева-а-ал» долго еще звучало в моих ушах.

Вернувшись в свой номер, первым делом я кое-что набросала в блокнот, чтобы не забыть. Потом набрала номер Татьяны.

Спят уже, решила я, когда она не отозвалась на несколько коротких повторных вызовов. Мысленно расцеловав своего Вовку, я тоже улеглась и спала, как убитая. На утро у меня были назначены встречи с несколькими людьми, которые в моем блокноте обозначались, как «свидетели». Во всяком случае, их подписи красовались на письмах противных сторон. Но я не ожидала многого от разговоров с ними. Статья уже сложилась у меня в голове.

Запутанный клубок людских судеб, который послужил для нее поводом, мне, конечно, распутать не удалось. Но не в этом я видела свою задачу. Привлечь внимание людей к тому, что плохо, что хорошо в нашем непростом мире – вот в чем я видела главную идею своей статьи. Всю обратную дорогу я старалась запомнить фразы, уже готовые сами складываться в абзацы. Статья обещала быть замечательной.

В Москву я вернулась вечером и почувствовала, будто год в ней не была. Запах метро, вид знакомых вечерних улиц быстро вернули меня к собственным проблемам. Домой я бежала, полная любви и тревоги: как там мой Вовка? Как спал без меня? Как ел? Не заболел ли? Я не видела сына два дня. Вот, наконец, и мой двор. Я подняла голову, отыскивая взглядом Танины окна. Света не было ни в одном из них. Сердце у меня упало. Что же случилось? Не могли же они отправиться гулять так поздно. Оставалась последняя надежда: вся компания переместилась ко мне. Моя квартира двумя окошками выходила на улицу, но огибать дом для того, чтобы разглядывать собственные окна, не было никакого резона. Я ворвалась в подъезд и, не в силах дождаться лифта, пешком взлетела на четвертый этаж.

Ключ еле попал в замочную скважину, провернулся два раза… В ответ – тишина. Сердце мое упало.

Однако из-под плотно закрытой двери в комнату выбивалась неясная полоска света. От ночника! Я включила в коридоре свет и осторожно приоткрыла дверь. В комнате был разобран диван. На нем валетом лежали спящие дети. Танькина дочка уютно устроилась на боку, обняв довольно потрепанного от многочисленных стирок медведя. Мой Вовка лежал, разметавшись, на спине, а его сон охраняла новая, незнакомая мне, блестящая машина. А на полу, на моем дешевеньком паласе, возле окна, зацепив ночничок за батарейную трубу, чтобы он не светил в глаза детям, сидела незнакомая мне женщина, очевидно старшая Танькина сестра, и читала иллюстрированный журнал. Она посмотрела на меня, я тихонько махнула и прикрыла дверь.