Как хороший человек становится негодяем. Эксперименты о механизмах подчинения. Индивид в сетях общества

Эксперименты с правонарушениями, на которых Орн по большей части основывает свою аргументацию, также мало напоминают эксперимент по подчинению или жизнь вне лаборатории. В ходе этих экспериментов испытуемому просто приказывают ударить человека ножом или плеснуть в него азотной кислотой. По мнению Орна, испытуемый понимает, что на самом деле никому не причинят вреда, и поэтому подчиняется. Орн говорит, что это то же самое, что и эксперимент по изучению подчинения. Но ведь это совсем не так. Важная черта эксперимента с азотной кислотой – то, что от испытуемого требуют совершить бессмысленный деструктивный акт по прихоти экспериментатора. В ходе экспериментов по изучению подчинения акт нанесения удара током глубоко укоренен в набор социально-конструктивных целей – экспериментатор изучает процессы запоминания и обучения. Подчинение – не самоцель, а инструмент в ситуации, которую испытуемый считает осмысленной и важной. Более того, в противоположность эксперименту с азотной кислотой экспериментатор в этом случае прямо говорит, что с жертвой не случится ничего плохого. Он утверждает: «Удары током могут быть крайне болезненны, однако не вызывают необратимого повреждения тканей». (Кроме того, испытуемый наблюдает, как, прикрепив электрод, на запястье жертвы наносят мазь, «чтобы предупредить появление волдырей и ожогов».) О том, что это опасно, испытуемый знает из других источников и должен понять, что перевешивает: то, что он знает и чувствует сам, или доверие к экспериментатору и зависимость от него. Анализ Орна практически упускает из виду этот важнейший аспект эксперимента и никак не учитывает его.[28]

Подведем итог. Эксперименты по изучению подчинения отличаются от моделей, которые представляет Орн, по нескольким параметрам. Во-первых, мы имеем дело не с силой личности экспериментатора, как в случае гипноза, а с последствиями социальной структуры, заданной для конкретного действия, в явном виде. Между испытуемым и властью строятся четко определенные иерархические отношения. Во-вторых, цели, которые ставит власть, не бессмысленные и не глупые (как в исследовании с азотной кислотой): субъект охотно соглашается, что они полезны. В-третьих, у эксперимента есть временной аспект, и это существенно. Он начинается с взаимного согласия всех сторон и приводит к конфликту лишь постепенно.

V

Вопрос валидности эксперимента сводится к двум очень разным, однако в равной степени важным пунктам, которые в рассуждениях Орна проявлены не вполне четко. Первый вопрос – согласится ли испытуемый в контексте психологического эксперимента, что он наносит другому человеку против его воли болезненные удары током? Для ответа на него следует прибегнуть не только к риторике, но и к логике. Второй вопрос, совершенно независимый с аналитической точки зрения, таков: можно ли хоть в какой-то степени обобщить наблюдаемое в лаборатории и экстраполировать поведение испытуемых на иные обстоятельства или же экспериментальная ситуация настолько уникальна, что никакие наблюдения не влияют на общие представления о функциях подчинения в более широком контексте социальной жизни?

Орн отмечает, что в отношениях испытуемого и экспериментатора поведение обретает законные основания. Он видит это лишь как помеху установлению общих истин, хотя на самом деле цель нашего исследования как раз и состоит в попытке понять причины поведения в пределах узаконенных социальных отношений. То, что в глазах Орна лишь препятствие, в реальности – стратегия исследования.

Орн стремится показать, что то или иное поведение возникает лишь в уникальном контексте психологического эксперимента, однако в поддержку своей точки зрения приводит доводы, правдоподобные лишь на первый взгляд. Например, он сообщает, что «чтобы испытуемый совершал подобные поступки, было необходимо, чтобы он находился в реальных отношениях „испытуемый-экспериментатор“; как мы ни старались, никто из наших коллег не согласился совершать подобные действия». Это всего лишь говорит о том, что подчинение наблюдается только при условии легитимизированных иерархических ролевых отношений. Так и есть. Однако дальнейший вывод – что подобными свойствами обладают исключительно отношения «испытуемый-экспериментатор» – не просто произволен, но и говорит о том, что Орн вообще не видит реалий социальной жизни, пронизанной иерархическими структурами и в значительной состоящей из них. Коллеги Орна не подчинились ему по той же причине, по которой на параде, когда маршал выкрикивает «равняйсь», марширующая колонна поворачивает головы, а зрители на тротуарах – нет. Одна группа состоит из подчиненных в иерархической структуре, другая – нет. В момент отчаяния мы можем сделать вывод, что это парад – это уникальная социальная ситуация, а можем усмотреть в этом более глубокий принцип: на приказ реагируют только люди, заключенные в иерархическую структуру. А в ходе наших экспериментов мы изучали именно ситуацию, когда человек заключен в иерархическую структуру.