Меж мной и хмелем вырос другой танцор. Приземистый и крепкий, с лягушачьей блестящей кожей, посверкивающей капельками влаги. Из-под маски-кувшинки, попахивающей тиной, виднелся лишь широкий безгубый рот от уха до уха. То и дело мелькал длинный липкий язык, облизывающий этот рот и собирающий росу с маски. Лягух ухватил меня за бёдра и потянул в сторону, туда, где клубился непроницаемый туман.
— Нет-нет, — засмеялась я, не поддаваясь, — танцуем!
Лягух послушно зашлёпал вокруг своими широкими ступнями с длинными перепончатыми пальцами, я только успевала убирать ноги, чтоб не оттоптал!
— Красивая! — обдал он меня запахом застоявшейся воды. — Пойдём!
— Зачем же? — вновь отшутилась я. — Тут и так хорошо!
— Со мной пойдём, со мной! — захохотала пробежавшая мимо девица с беличьими ушами, хватая Лягуха за край плохо выбеленной рубашки.
Он отошёл немного, но оглянулся и вернулся ко мне.
— С тобой хочу! — пояснил он, неловко и всё более раздражённо пританцовывая.
— Знаю я, чего ты хочешь!
Я погрозила Кувшинке пальцем и отвернулась, дескать, натанцевалась с тобой, боле не интересен. Но он упрямо вырос с другой стороны.
Из тумана, обступившего поляну, слышался пошлый смех и жаркие шепотки. Я, может, и наивна, но не глупа. Того, для чего туда уходят, мне не надобно! И, хоть явилась сюда повеселиться, рассудок не теряла. Всё-таки у меня имелся жених, пусть и нелюбимый. А раз принесла клятву верности, приняв клеймо невесты, негоже её нарушать!
Зелье, которым обнесли гостей, на кого-то действовало расслабляюще, на иных веселяще. Лягуха же оно раззадорило и добавило упрямства, коим он, видно, и так обделён не был. Он сжал в кулак ленты моего платья и натянул, как поводья, не давая ускользнуть. Я растерянно огляделась: ни Реи, ни Лайко рядом нет. Не за кем спрятаться! Пригрозила ухажёру:
— Не заигрывайся!
Но он проигнорировал, наматывая ленты на кулак плотнее и заставляя приблизиться, иначе платье порву.
Липкий язык по кругу медленно очертил безгубый рот.
— Пойдёшь со мной, — не то спросил, не то приказал Лягух.
— Вот ещё! — фыркнула я, наступая на широкую перепончатую ступню пяткой и проворачиваясь, надеясь скрыться.
Ох и зачем я притащилась на этот праздник! Верно мама говорила: от веселья ничего хорошего ждать не приходится! Сидела бы себе в особняке, в комнате у камина, радуясь, что никому не нужна…
А Лягух оказался крепок — не вырваться! Он притянул меня к себе и заявил:
— Моя будешь!
И что теперь? Кричать и рваться, портить обидой праздник? Нет уж! Мать учила меня справляться самой! Увести спор в шутку не удавалось, и я, не пытаясь боле быть вежливой, размахнулась и дала ухажёру затрещину.
— Не лезь!
Глаза под маской кувшинки опасно сверкнули жёлтым, зрачки сузились.
— По-хорошему не хочешь? — прошипел Лягух. — Пойдёшь по-плохому!
Он набрал в грудь воздуха, раздуваясь и увеличиваясь. Вздох, второй, третий — и вот уже не приземистый лягушонок придерживает меня за талию, а настоящее чудовище выше иного богатыря ростом! Кожа его натянулась, просвечивая нечеловечески изогнутые кости. Казалось, вот-вот лопнет! А лапищи, каждая из которых стала в две моих ладони, обхватили меня и оторвали от земли.
Вот утащит в туман — и… Мамочки, что же это чудище со мной сделает?! Я забилась, приготовившись кричать и позорно звать бабу Рею на помощь, но кто-то, мне пока невидимый, подпрыгнул и звонко шлёпнул Лягуха по лысой макушке.
— Не порти праздник, — спокойно, но непререкаемо, велел мой спаситель.
— Пош-ш-ш-шёл! — зашипел на него монстр, но тут же неловко упал навзничь, уронив и меня.
А защитник в маске хмеля стоял как ни в чём не бывало, будто это не он поставил Лягуху ловкую подножку, а тот сам оступился. Он протянул мне руку, а я, не дожидаясь, пока нежданный кавалер очухается и развяжет драку, подала свою, лишь бы скорее оказаться от него подальше.
Хмель вздёрнул меня с земли, приобнял за плечи и шепнул:
— Не бойся. Пойдём.
Позади разъярённый Лягух, который теперь уже из одного своенравия от меня не отстанет, впереди — клубы тумана, в который одна за другой ныряли парочки. Вестимо, зачем! Но знакомых стариков всё не видать и иного защитника, кроме того, что нашёлся, не было. Я опасливо спросила:
— Не тронешь?
— Не трону, — засмеялся он и добавил: — Если сама не захочешь.
Он был чем-то смутно знаком, этот танцор в маске хмеля. Но волшебный напиток пьянил, а мысли ускользали, едва пощекотав рассудок пушистыми хвостиками. Не для того здесь собрались празднующие, чтобы думать, а для того, чтобы оставить тяжкие думы за пределами зелёной поляны. Утром они вернутся, но сегодня, Зелёной ночью, можно творить безрассудство. И я доверилась Хмелю, ведь что-то внутри и правда подсказывало: не тронет. Если не захочу.
Захочу ли?
Он приподнял мою руку за кончики пальцев, едва касаясь, и позволил провернуться под своей. Ветер поиграл лентами платья, и на мгновение снова показалось — сейчас взлечу!
А Хмель, не допуская неприличных объятий, танцевал со мной к краю поляны. Наверное, ему тоже хотелось скрыться от навязчивых девиц, жаждущих уединиться с ним под облачным навесом.