Мы тогда уже пользовались понятиями: духовность, любовь, вера, радость, но их не афишировали. Официальная педагогика их не признавала (и не признаёт) в качестве своих категорий. Даже слово радость является чуждым для педагогической науки. Но при разработке нового поколения программ и учебников, а также педагогических процессов, мы эти понятия принимали за основу, как часть нашего педагогического мировоззрения. Это так же, как говорил Песталоцци: «Мысля любить и любя мыслить». Из этого мы сделали вариации: «Воспитывая любить и любя воспитывать», «Уча любить и любя учить».
В основу наших новых разработок заложили также принцип свободного выбора. Говорили о гуманности, о гуманном подходе. Особым качеством второго этапа эксперимента стала для нас личность учителя и воспитателя. Мы уже твёрдо знали, что учитель реформирует школу, но он может и деформировать её. Участникам эксперимента мы объясняли, какую они играют решающую роль в том, чтобы педагогический процесс был вдохновляющим, возвышающим. Тогда мы и сформулировали систему педагогических аксиом:
Мы готовили и учили учителей, но учились и сами. Я упорно упражнял себя в общении с детьми разного школьного возраста, совершенствовал своё искусство ведения уроков.
Дети экспериментальных классов – их было несколько тысяч – всё больше и больше радовали нас: специальные опыты и общие наблюдения подтверждали воспитанность детей в духе благородства, развитые способности и глубокие познания.
Мы каждый год меняли программы – расширяли, дополняли, ибо этого требовали всё более возросшие способности и интересы детей. В своём свободном творчестве учителя фейерверком открывали новые способы и приёмы, что их воодушевляло.
Я любил бывать на уроках учителей – городских, сельских, и как пчела перелетает с одного цветка на другой и собирает нектар, так я собирал открытые ими новые приёмы и способы. Я научился сразу находить с незнакомыми мне детьми общий язык, и получалось так, как будто мы давным-давно знаем и дружим друг с другом. Это облегчало мне проведение показательных уроков для учителей и при этом самому обогащаться опытом. Я чувствовал, что обретаю какое-то внутреннее состояние духа, которое твердило мне: я свершаю своё предназначение, свою миссию. Я всё глубже познавал своё призвание, и, независимо от того, что возникало множество осложнений с властями и учёными, я был счастлив. Я свершал свою судьбу. Это чувство не покидает меня до сих пор и надеюсь, не покинет уже никогда. Оно источник моей веры. Я верил, и это помогало мне переносить много ударов: предательство друзей, нападки власти, критику в местной прессе, недобрые намёки со стороны партийных органов. Это только со второй половины восьмидесятых годов опасность постепенно спала и высшие партийные органы даже начали интересоваться нашим «буржуазным» опытом.
Но самым большим достижением этого периода было не то, что власть начала относиться к нам лояльно и даже с интересом, а то, что мы подтвердили для себя истинность мудрости Иоганна Генриха Песталоцци:
Двадцатилетний эксперимент
В 1984 году в нашей жизни произошло одно знаменательное событие: мы завершили 20-летний эксперимент и наблюдения над бывшими нашими учениками, а потом – молодыми людьми, ставшими нашими друзьями.
В 1964 году мы открыли экспериментальный первый класс в тбилисской школе № 10 (школа находилась в рабочем районе). В начальных классах детей (их было 32) вела молодая учительница Додо Махарадзе. Она быстро восприняла наши педагогические установки, проявила творчество, и дети успешно перешли в пятый класс. Далее экспериментом руководила научный сотрудник института, кандидат педагогических наук Мери Романовна Догонадзе. В течение шести лет она практически постоянно находилась с ребятами и вела тончайшую работу по духовно-нравственному воспитанию. Дети начали проявлять самостоятельность мысли, требовательность к нравственным поступкам, они философствовали о смысле жизни, честности, о справедливости, о взаимоотношениях людей, о любви. Говорили и о вере, о Боге. Мы возвеличивали в них благородство и великодушие, взаимопонимание и взаимопомощь. Взращивали в них чувство любви, не отходили от обсуждения любви между девочками и мальчиками. Давали возможность поговорить о семье, о воспитании собственных детей, о преданности супругов и т. д. Создавали условия, чтобы они проявляли и утверждали свои нравственные качества в жизни.
Наряду с этим М. Догонадзе время от времени проводила естественного рода опыты по выявлению нравственной устойчивости подростков.