Как ломали замок границы

Шли месяцы, а его всё лечили. Когда он снова наведался в КГБ, чтобы узнать, когда ж на волю, его отправили в больницу построже, и всё началось сначала. Да ещё на свою беду решил повеситься. Из петли его успели вынуть, но потом принялись лечить так, что сил повеситься уже не оставалось. От «сухого брома» — так называлось обычное избиение санитарами до вязки в мокрую смирительную рубашку, которая потом сохла, сжимая всё тело тисками. И в довершение ещё воткнут иглу с галоперидолом, чтобы ослушника наизнанку выворачивало. Вот тебе Швеция!

Михаил Васильевич Иваньков-Николов был начальником радиостанции на танкере «Туапсе», о котором в пятидесятые годы сняли нашумевший фильм «Чрезвычайное происшествие». В Черняховской психбольнице, где его и встретил Шатравка, кино тоже показывали.

О фильме Иваньков высказался кратко: «Там и сотой доли правды нет». Задержали судно законно, потому что вёз стратегический груз — керосин — в Китай. В тюрьму не сажали, голодом не морили, родину предавать не заставляли. Москва тем временем использовала инцидент для раздувания антитайваньской истерии, совершенно не заботясь о возращении моряков. Тем более, что и дипломатических отношений с Тайванем не было. Лишь спустя несколько месяцев благодаря посредничеству французов начались переговоры и половина советских граждан отправилась домой, больше года пробыв на чужбине. Остальных отправили в США. «Оказавшись в нью-йоркском аэропорту, мы были встревожены, что нас никто не встретил из советской миссии, — рассказывал Иваньков. — Несколько человек решили остаться в Америке, опасаясь репрессий на родине».

Опасались совершенно справедливо, потому что с цветами, как в фильме, их бы там никто не встречал. Но у Иванькова в СССР остались жена с двумя сыновьями. Ни в какую Америку их, понятно, не выпускали. Нервы моряка не выдержали, он пришёл в советское посольство. Там наш соотечественник встретил его с пониманием и сказал: «Давно вам, Михаил Васильевич, пора возвращаться на Родину, хватит вам на капиталистов работать! У нас в стране большие изменения произошли. Разоблачили культ Сталина, детям в школах бесплатно молоко дают. А вам лично нечего бояться, вы же здесь ничего против Советского Союза не совершили. Возвращайтесь, Родина вас ждёт».

А родина после возвращения тут же отмерила ему высшую меру за измену. Иваньков растерялся: в чём измена? «За границей оказался не по собственной воле, ни разу плохого слова не сказал о Советском Союзе, правда, меня никто и не спрашивал. Решил я под дурака „гнать“. Суд признал меня дураком до излечения, а затем к стенке поставить». И определили его в психбольницу. Туманная формулировка «до излечения» обернулась более чем двумя десятками лет. Но ведь не расстреляли же…

Валентин Соколов ещё в школе писал такие стихи, по которым легко можно было предсказать его судьбу:

Плакаты, плакаты, плакаты…

Посулов искусственный мед.На троне вверху бюрократы,Внизу — прокаженный народ.А выше — ступени, ступени.

На каждой ступени чины.И знамя. На знамени Ленин,Реликвия страшной страны.

Свои стихи он так и подписывал «Валентин Зэка». Из своих 55 в лагерях и больницах он провёл 28. В психбольнице и умер. От стихов его вылечить не смогли, и он успел прочитать некоторые из них Шатравке.

Игорь Пинаев попал по картёжным делам. Проигравший расплатился с ним магнитофоном, а потом обвинил в краже. Вместо трёх лет отсидки кто-то из «бывалых» надоумил его, что лучше полгода полечить голову. Когда понял, куда попал, побежал к врачу: «Доктор, от чего меня лечить и зачем? Ведь я здоров. Отправьте меня на суд». И слышит в ответ: «Раз ты сейчас здоров, мы сделаем тебя больным, а потом вылечим, и тогда ты будешь здоров и на суд поедешь». Чудак, он не знал, что удивить психиатра здоровьем невозможно, — в палате таких хватает. Эскулап ещё и обидится, что симулянт его обманул.

Таксист Будко из Новороссийска своим видом напоминал Шатравке об угонщиках самолёта Бразинскасах. Он поехал с пассажирами в Сухуми и проезжал мимо похоронной процессии. Хоронили Надежду Курченко, погибшую во время перестрелки. Таксист возьми да и прокомментируй: «Нечего соваться, когда стреляют». От каждого из этих четырёх слов его лечили по два года.

Славик Гонин, с детства пытался удрать на Запад, но тогда всё обходилось детским приёмником-распределителем. Подрос и решил выбраться через Финляндию. В Ленинграде в кассе на вокзале у него спросили пропуск, чтобы оформить билет в приграничный Выборг. У паренька ничего не было, и его задержали. От неожиданного крушения планов он наговорил милиционерам лишнего, и вот теперь вместо зарубежных впечатлений у него не проходящая боль в ягодицах от щедрого курса сульфазина.