Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло

После утреннего «завтрака» министр был в явно боевом настроении, видимо, почувствовав себя на политической передовой. И даже гордо подмигнул одному из знакомых журналистов:

– Да-а, тут такая сцена была!

Но больше Андрея Фурсенко расстроила не акция нацболов («Пиджак – мелочь, можно отчистить»), а выступление пришедших на встречу «правильных» студентов:

– Все, что говорили ребята, сводилось к одному – не надо ничего менять. Наверное, в этом есть и наша вина: народ устал от перемен. Но когда молодые люди, которые по возрасту должны стремиться к изменениям, просят нас топтаться на месте… Вот это плохо и печально. Но у нас выбора нет, мы должны или двигаться вперед, или откатиться назад.

«Комсомольская правда», 15.03.2005

Игорь Реморенко:

– Надо сказать, что Андрей Александрович, когда кинули яйцами, сказал: ну вот, пиджак испортили. Если вы не хотите, говорит, давайте мы не будем говорить. Но я готов. И студенты закричали: нет, давай будем говорить. И он продолжил беседу.

Пиджак куда-то увезли, он надел свитер. Приходим к Хлопонину, он тогда был губернатором Красноярского края, а Хлопонин любит подшутить. И он говорит: «О, Андрей Александрович, а чего это вы не в пиджаке?»

Из беседы с Андреем Александровичем Фурсенко:

– Андрей Александрович, а что стало с тем пиджаком в Красноярске, который закидали яйцами?

– Мы его почистили. Но поскольку пиджачок был новый, а после срочной чистки в Красноярске он стал не совсем новым, я его носил, но вид уже был не тот. Поэтому брюки носились дольше, чем пиджак. И в результате куда-то костюм ушел.

– Для вас такое неприятие в Красноярске было неожиданным? Вы очень спокойно это восприняли. Сняли пиджак и продолжили разговор.

– А что я должен был делать?

– Не знаю что. Вспылить?

– Вряд ли бы кто-то этого дождался. Нормально, это не единственный эпизод в моей жизни, когда надо было спокойно продолжать действовать…

ЦИТАТЫ

Ярослав Кузьминов:

– Андрей человек очень сдержанный. И переживающий вещи внутри себя. Конечно, все это было очень неприятно. Потому что он обостренно чувствовал негатив, который собирается вокруг образования.

Андрей Фурсенко:

– Через пару недель после назначения ко мне пришла группа уважаемых, знакомых мне людей, которые сказали, что все готово, надо срочно вносить целый ряд законов. Все сформулировано. Это по ГИФО, по ЕГЭ, по Болонской системе. Я сказал: коллеги, извините, я должен разобраться. Мне нужно полгода. Дальше я готов уже предметно обсуждать. А мне говорят: время не ждет. По-моему, там Якобсон (проректор Высшей школы экономики. – А.М.), Кузьминов был. Я сказал: если у вас есть другие способы внесения законов – через депутатов, – вперед. Я вносить закон, пока не разберусь, не буду.

Виктор Болотов:

– Фурсенко был для образования человеком новым. И до него надо было как-то донести, что ЕГЭ нужно развивать. Но первое, что он мне сказал: зачем вы форсируете ситуацию с ЕГЭ? Оставьте его добровольным. Я говорю – теряется смысл ЕГЭ. А он мне: ректоры жалуются, что вы их заставляете переходить. Я говорю: пусть придут и скажут, глаза в глаза, что я кого-то заставлял. – А вот, говорят, плохое качество заданий.

У Андрея Александровича Фурсенко отец историк. Академик Российской академии наук. Сам он доктор физматнаук, работал с Алферовым. Я ему говорю: Андрей Александрович, давайте я вам дам демоверсию по физике. Он говорит: еще по истории дайте мне демоверсию. И там был его зам первый, Андрей Геннадьевич Свинаренко, он говорит – а мне дай по литературе. – Я вообще обалдел. – И еще по математике.