Читаем Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник] полностью

Удовольствие – это когда получается. Когда пишется, когда обнаруживаются какие-то неожиданные сюжетные повороты, когда мои герои начинают вдруг разговаривать в моей голове. Тогда к некоторым из них даже приходится применять какие-то дисциплинарные меры воздействия, если они совсем выходят из-под повиновения. А с другой стороны, есть совершенно ужасное состояние, когда придумываешь, придумываешь, а ничего не получается. День зря прожит, и наступает ужасная депрессия. А потом вдруг что-то мелькнет, раз – и всё, слава Богу! И дальше уже дело техники.

Совесть общества или мозг? Или что-то другое?

Ну а почему бы писателю не быть совестью общества, если общество видит в нём воплощение собственной совести? Вообще-то, совесть обычно одна, но в случае с обществом и писателями три-четыре совести это, я думаю, допустимо. Хуже, когда от каждого пишущего общество требует, чтобы он был его, общества, совестью, – такое общество просто бессовестное.

Неприятнее всего, когда дело доходит до мозгов. Начало перестройки, если вспомнить историю, ознаменовалось тем, что многие писатели действительно возомнили себя мозгом общества и, что хуже всего, были обществом как мозги востребованы. Аналитики, экономисты, управленцы, чёрт знает кто, и каждый истина в последней инстанции, но в первую очередь – человеческих душ инженеры! – из этого цеха и кооптировались. В писательском труде вообще много от самозванства. Мозги у писателей специфические. Общество без мозгов во сто раз привлекательнее, чем с мозгами какого-нибудь сочинителя.

А что ещё, кроме мозгов-совести? Да всё, что угодно. Синяк, например, на лбу общества. Что-то вроде напоминания о дне вчерашнем. И светится далеко, и совестно как-то (к вопросу о совестливости), но общество знает: скоро пройдёт. Или на руке общества указательный палец, которым можно потрогать что-нибудь такое, обществу не вполне понятное, а то и ткнуть во что-нибудь. Или вот что ближе всего: даже не глаз общества, а хрусталик глаза – хрупкая штука двояковыпуклая, способная изменять кривизну и преломлять по-разному, фокусировать.

А то просто: кисточка на хвосте. Да, почему мы решили, что общество антропоморфно и бесхвосто? Это как посмотреть.

Электронные книги

Я ничего не имею против электронных книг. За ними настоящее. Но когда я слышу, что за ними великое будущее, мне начинает казаться, что никакого будущего у них нет. Да, мы заменили печатные буквы на бумаге электрическими зарядами в полупроводниках, и это очень удобно. Но ведь заряд, он и есть заряд, и в один роковой момент все заряды могут разрядиться. Войны, стихийные катаклизмы, электронные гипервирусы… мало ли что. Хорошо, если к этому времени не будут истреблены все бумажные книги.

Каким авторам легче – старым или новым

Новым авторам всегда было тяжело, но всегда тяжело по-разному. Раньше было легче в том смысле, что и публика связывала с литературой какие-то ожидания. Трудно пробиваться к публике, когда публике этого не надо. Да я и сам, при всей моей относительной востребованности, ощущаю себя во многом «новым автором» – большинство моих сочинений так и остались непрочитанными.

Откуда пошли «Фигурные скобки»

Роман родился из названия. Первая попытка написания текста была предпринята лет двенадцать назад. Фигурные скобки, употребляемые в математике, я пытался осмыслить как образ мнимого убежища от проблем повседневности. Но что-то мне поднадоел мой герой с его заморочками, и я оставил затею. Текст так и лежал. А через десять лет мне пришла в голову совсем другая история, про другого героя, куда бы первая могла войти частично, и я написал, что написал. Роман родился, подражая природе: личинка – куколка – жук. Или так: гусеница – кокон – бабочка. Мне нравится, что, судя по откликам читателей, каждый воспринимает роман по-своему. Интерпретировать же автору свои произведения – это гиблое дело. Что с автора взять? Он уже всё написал.

Спрашивают о магах и колдунах и о мистике в «Фигурных скобках»

Вот это меня поражает больше всего: почему многими роман воспринимается как мистический, с элементами магии? Я писал не о чародеях и магах, а о фокусниках разного калибра. Многие посчитали, что слово «микромаг» я придумал. Что вы! Микромагами называют себя иллюзионисты, работающие с мелкими предметами в непосредственном контакте со зрителем. Зайдите в интернет, посмотрите, какая у них бурная жизнь и кипучая деятельность. Другое дело – роман гротескный, он действительно допускает и двойное прочтение, и однозначно полярные. Скажем, если вы верите, что Копперфильд летал по воздуху, роман может показаться в большей степени мистическим, а если убеждены, что это был виртуозный трюк, то и мои «Скобки» повернутся к вам бытовой стороной. Хотя все фокусы там – только фон, антураж. Не это главное. Роман не об этом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер. Русская проза

Город Брежнев
Город Брежнев

В 1983 году впервые прозвучала песня «Гоп-стоп», профкомы начали запись желающих купить «москвич» в кредит и без очереди, цены на нефть упали на четвертый год афганской кампании в полтора раза, США ввели экономические санкции против СССР, переместили к его границам крылатые ракеты и временно оккупировали Гренаду, а советские войска ПВО сбили южнокорейский «боинг».Тринадцатилетний Артур живет в лучшей в мире стране СССР и лучшем в мире городе Брежневе. Живет полной жизнью счастливого советского подростка: зевает на уроках и пионерских сборах, орет под гитару в подъезде, балдеет на дискотеках, мечтает научиться запрещенному каратэ и очень не хочет ехать в надоевший пионерлагерь. Но именно в пионерлагере Артур исполнит мечту, встретит первую любовь и первого наставника. Эта встреча навсегда изменит жизнь Артура, его родителей, друзей и всего лучшего в мире города лучшей в мире страны, которая незаметно для всех и для себя уже хрустнула и начала рассыпаться на куски и в прах.Шамиль Идиатуллин – автор очень разных книг: мистического триллера «Убыр», грустной утопии «СССР™» и фантастических приключений «Это просто игра», – по собственному признанию, долго ждал, когда кто-нибудь напишет книгу о советском детстве на переломном этапе: «про андроповское закручивание гаек, талоны на масло, гопничьи "моталки", ленинский зачет, перефотканные конверты западных пластинок, первую любовь, бритые головы, нунчаки в рукаве…». А потом понял, что ждать можно бесконечно, – и написал книгу сам.

Шамиль Идиатуллин , Шамиль Шаукатович Идиатуллин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]
Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]

Подобного издания в России не было уже почти девяносто лет. Предыдущий аналог увидел свет в далеком 1930 году в Издательстве писателей в Ленинграде. В нем крупнейшие писатели той эпохи рассказывали о времени, о литературе и о себе – о том, «как мы пишем». Среди авторов были Горький, Ал. Толстой, Белый, Зощенко, Пильняк, Лавренёв, Тынянов, Шкловский и другие значимые в нашей литературе фигуры. Издание имело оглушительный успех. В нынешний сборник вошли очерки тридцати шести современных авторов, имена которых по большей части хорошо знакомы читающей России. В книге под единой обложкой сошлись писатели разных поколений, разных мировоззрений, разных направлений и литературных традиций. Тем интереснее читать эту книгу, уже по одному замыслу своему обреченную на повышенное читательское внимание.В формате pdf.a4 сохранен издательский макет.

Анна Александровна Матвеева , Валерий Георгиевич Попов , Михаил Георгиевич Гиголашвили , Павел Васильевич Крусанов , Шамиль Шаукатович Идиатуллин

Литературоведение
Урга и Унгерн
Урга и Унгерн

На громадных просторах бывшей Российской империи гремит Гражданская война. В этом жестоком противоборстве нет ни героев, ни антигероев, и все же на исторической арене 1920-х появляются личности столь неординарные, что их порой при жизни причисляют к лику богов. Живым богом войны называют белого генерала, георгиевского кавалера, командира Азиатской конной дивизии барона фон Унгерна. Ему как будто чуждо все человеческое; он храбр до безумия и всегда выходит невредимым из переделок, словно его охраняют высшие силы. Барон штурмует Ургу, монгольскую столицу, и, невзирая на значительный численный перевес китайских оккупантов, освобождает город, за что удостаивается ханского титула. В мечтах ему уже видится «великое государство от берегов Тихого и Индийского океанов до самой Волги». Однако единомышленников у него нет, в его окружении – случайные люди, прибившиеся к войску. У них разные взгляды, но общий интерес: им известно, что в Урге у барона спрятано золото, а золото открывает любые двери, любые границы на пути в свободную обеспеченную жизнь. Если похищение не удастся, заговорщиков ждет мучительная смерть. Тем не менее они решают рискнуть…

Максим Борисович Толмачёв

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Непонятый «Евгений Онегин»
Непонятый «Евгений Онегин»

Непонятый — это не шутка, не провокация. Но существует предубеждение: «Евгений Онегин» считается изученным вдоль и поперек. Это притом, что до сих пор нет мотивированных ответов на кардинальные вопросы.В книге рассматривается произведение в целом, в связях содержания с формой.Идут споры: заглавный герой — статичный или динамичный? Дана полная трехступенчатая эволюция героя, отражающая изменение первоначального замысла.В ходу пушкинская формула о «дьявольской разнице» между романом и романом в стихах. Сделана попытка понять эту разницу.Исследователи попытались датировать события романа. В книге показана нарастающая связь между художественным временем романа и временем историческим.Рассмотрено множество частных вопросов.

Юрий Михайлович Никишов , Юрий Никишов

Критика / Литературоведение