Как мы росли

И Ленин, заканчивая речь, резко взмахивает рукой, как бы подчёркивая жестом необходимость решительного удара, за которым последует победа.

— Ура! — раскатывается по залу, как гром. — Ура!

И вот торжественно зазвучал гимн. Депутаты рабочих и крестьян запели «Интернационал»:

Это есть наш последнийИ решительный бой!

Ленин стоял на трибуне и пел вместе со всеми. «Интернационал» звучал, как клятва: победить! Несмотря ни на что, победить!

Когда кончилось собрание, все провожали Ильича. Накинув на плечи пальто и держа в руках кепку, Ленин шёл по залу. Ему давали дорогу, расступались, и в то же время каждый старался быть к нему поближе.

Ильич пожимал руки знакомым товарищам. Приветствовал тех, кто не мог к нему пробраться. Он, видно, очень устал — лицо у него было бледное, под глазами морщинки.

У самого выхода Ленин задержался и начал что-то объяснять высокому, худому солдату. Но, считая, наверно, недостаточным своё объяснение, он вынул из кармана пальто газету и, отдавая её солдату, указал ему, что именно следует в ней прочитать. Солдат, кивая в ответ головой и пряча газету за шинель, всё шёл рядом с Ильичём. А Ленин продолжал ему толковать — видно, что-то очень важное. Те, что были поближе, старались расслышать, что говорил Ленин. Но это было трудно, потому что проводы были такими же шумными, как и встреча.

Расходиться стали только тогда, когда в темноте скрылся красный фонарик автомобиля, на котором уехал Владимир Ильич.

С собрания Чапурной, Потапов и Наташа возвращались уже поздно ночью.

— Когда же ты, Алексеич, к Ленину-то? — спросил Потапов и хитро поглядел на Чапурного.

— Это зачем же? — спросила Наташа.

— Думали по одному делу обратиться, да, наверно, сами сладим, — ответил Чапурной.

Потапыч промолчал, но про себя подумал: «Правильно. Сами сладим! Так-то будет лучше. И делу хорошо, и Ленину большая подмога».

Дядя Миша!

Чапурной зажёг свет и увидел на столе целое сооружение. На вершине горы из одеял и подушек была прикреплена записка:

Дядя Миша! Это вам ужин, в чайнике чай, не разлейте. Мы ждали и не дождались. К нам откуда-то пришла кошка. Мы хотели спросить, что с ней делать?

Дежурные Ведерников и Кирилина.

Михаил Алексеевич осторожно снял подушки, развернул одеяла. На чайнике, прикрытая крышкой, стояла миска с лапшой. Чапурной был голоден, он ел и думал: «Ждали меня. Скажи пожалуйста, ужин укрыли, чтобы не остыл! А кошку притащили сами. И всё это Ведерников… Где он этих кошек находит?»

Михаил Алексеевич перечитывал ещё раз Варины каракули. Варя писать умеет, а вот Коля Ведерников только отдельные буквы знает.

— Эх, ребята мои, ребята! Только бы начать вас учить… Теперь скоро наладимся, начнём с вами учиться, — вслух сказал Чапурной.

Он согрелся, решил немного полежать. Надо было ещё кое-что записать, посчитать. Но как положил голову на подушку, сразу уснул, точно провалился, — так устал. А завтра… завтра опять день, полный забот.

Ещё было совсем темно, когда к Михаилу Алексеевичу постучал дядя Егор.

— Живой керосин, — сказал он, — варить никак невозможно.

Чапурной знал, что дядя Егор получил чечевицу, которая, очевидно, где-то лежала рядом с керосином.

— Сейчас подумаем, — сказал Михаил Алексеевич.

Он сполоснул ледяной водой лицо и стал растирать его холщовым полотенцем. Хорошо сказать — подумаем, а что выдумывать, когда в кладовой пусто!

— Ты её выветривал? — спросил Чапурной.

— Всю ночь на ветру сидел. А сейчас собрал, а то светает, вороны налетят — не отгонишь.

Чапурной старался продлить время. Он долго вытирался и приглаживал гребёнкой волосы. Но что делать — ничего придумать не мог.

За дверью послышались тяжёлые шаги, и кто-то громко и сердито спрашивал:

— Кто тут заведующий?

Дверь открылась, и на пороге выросла высоченная фигура в шинели, с винтовкой.

— Я заведующий, — сказал Чапурной. — А в чём дело?

— Мы у ворот сколько будем стоять? Выгружай гусей — машина должна срочно вертаться. — Солдат стучал прикладом в пол; он, видно, спешил и злился.

— Гусей? Одну минуту!

Чапурной побежал к воротам. Егор — за ним. Во двор въехал грузовик.

— Вали прямо на снег! Мы тут разберёмся, — командовал Чапурной.

— Вот, распишись. — И солдат протянул Чапурному бумажку.

— Реквизированные гуси, — рассказывал шофёр дяде Егору. — Вагон, понимаешь, будто с документами, а пломбы сняли — там, пожалуйте, гуси! А так всё снаружи было в аккурате. Ну, сопровождающих — в трибунал, там разберут, а гусей — вам.

— Совершенно правильно, в трибунал… — поддакивал дядя Егор, пересчитывая гусей. — Сорок один, сорок два. Пиши: сорок два.

Чапурной написал расписку. Грузовик, пятясь задом, выехал за ворота. Солдат вскочил на подножку и так, не садясь в кабину, помчался обратно, держа винтовку наперевес.

— Ну вот, — сказал дядя Егор, — не молились, а бог послал.