Как не ошибаться. Сила математического мышления

Нет, не критик, который все заранее рассчитывает; не человек, указывающий, где сильный споткнулся или где тот, кто делает дело, мог бы справиться с ним лучше, – уважения достоин тот, кто на самом деле находится на арене, у кого лицо покрыто потом, кровью и грязью; кто отважно борется; кто допускает ошибки, кто снова и снова терпит лишения, ибо не может быть попыток без ошибок и неудач, но кто действительно стремится что-то делать; кто проявляет великий энтузиазм, великую преданность; кто посвящает себя достойному делу; кто в лучшем случае познает триумф высоких достижений, а в худшем случае проиграет, но после великих дерзаний, а потому его место никогда не будет рядом с холодными и робкими душами, не знающими ни побед, ни поражений.

Я привел наиболее популярный и чаще всего цитируемый отрывок, но вся речь невероятно интересна и насыщенна; по своей продолжительности и содержательности она превосходит все выступления, с которыми мог бы обратиться к людям президент США в наши дни. В своей речи Рузвельт затрагивает и те проблемы, которые рассмотрены в нашей книге.

Вот что он говорит, например, об убывающей полезности денег:

Дело в том, что после достижения определенного уровня осязаемого материального успеха или вознаграждения вопрос дальнейшего повышения этого уровня неизменно теряет свою значимость по сравнению с другими вещами, которые можно сделать в жизни.

Есть в его речи и об ошибке «меры шведскости», когда считается, что чем больше хорошего, тем лучше, и чем больше плохого, тем хуже:

Полностью отказываться от прогресса по той причине, что люди, которые к нему стремятся, порой впадают в нелепые крайности, так же глупо, как впадать в те же нелепые крайности только в силу разумности некоторых мер, в защиту которых выступают эти сторонники крайностей.

Однако основная тема, к которой Рузвельт возвращается на протяжении всей речи, сводится к тому, что выживание цивилизации зависит от смелых, обладающих здравым смыслом, мужественных людей, – и лейтмотивом проходит мысль о торжестве сильных и бесстрашных над мягкими, размышляющими, бесполезными[327]. Рузвельт произносил свою речь в Сорбонне – в храме французского академического сообщества, где всего десятью годами ранее на том же самом месте Давид Гильберт представил свой список из двадцати трех проблем. С балкона взирала на Рузвельта статуя Блеза Паскаля. Гильберт призывал своих слушателей перейти от геометрической интуиции и реального мира на новый виток абстракции. Рузвельт ставил противоположную цель: на словах он признает достижения французских ученых, но каждый раз дает понять, что книжное знание играет второстепенную роль в создании национального величия:

Я выступаю в великом университете, который представляет цвет высочайших интеллектуальных достижений; я отдаю дань уважения интеллекту и продуманному специализированному обучению великих умов. И все же я знаю, что все присутствующие согласятся со мной, если я прибавлю, что еще более важную роль играют обычные повседневные качества и добродетели.