Фил, не долго думая, подвесил в воздухе с десяток светляков, осветивших убогую обстановку допросной: деревянный стул с кожаными ремнями, потемневшими то ли от старости, то ли от пота, то ли от крови, стол перед ним и пару кресел рядом. Серый пол, серые стены и серый потолок довершали унылую картину.
– Нам не нужны простые матросы, – повернулся к главе данжармерии брат. – Если остались в живых старшие или боцман, ведите.
– Так они же правду не скажут, кто из них кто, каждый на другого кивает, что он главный, а я так, мелкая сошка, – пожал плечами Махетди.
– Вы держите их в одном месте или в разных? – Филиппу не нравился этот оланец так же как и мне, и он подозревал его в нечестности. Мне тоже казалось, что мужчина приведет либо первых попавшихся матросов, либо специально тех, кто точно ничего не знает.
– Нам нужно просканировать всех, – даже не сказала, а визуализировала я.
– Хотелось бы в разных, чтобы не сговорились, да свободных камер мало,– в это же время ответил данжарм с ключами, который плелся за ними весь путь.
– Тогда мы хотим посмотреть всех и сразу, – понял нашу мысль дядя.
Глава данжармов изменился в лице, Фил не стал лезть к нему в голову, прошелся лишь поверхностно по мыслям, и то, в этом сумбуре было столько грязи, что мне срочно захотелось помыться. Махетди костерил «неудачника Эфенера», у которого из «достоинств было только имя», что тот не справился с элементарным – привезти товар. И если Изимсид узнает, что Махетди не смог уладить появившуюся проблему, то главе тадриханской данжармерии придется не сладко. Не он первый, не он последний, кого убрали работорговцы. И теперь он судорожно пытался просчитать, что могут узнать два карвахальца, если увидят всех выживших преступников, и как это может отразиться на нем.
«А может спровоцировать в камере драку, когда они зайдут? И закрыть их там? Меня в этом обвинить никто не сможет, а эту шушеру сразу казнят, после убийства иноземцев их даже стихии не спасут, никто казнь ни на минуту не отложит», – промелькнула подлая мысль у Махетди, и на нее брат обернулся к данжарму, посмотрев ему прямо в глаза. От чего тот дернулся и идею эту затолкал подальше, справедливо рассудив, что два карвахальца-аристократа без опыта допрос провести не смогут, тем более, опрашивая толпу.
– Пойдемте, общие камеры ниже, – кивнул он и вышел из допросной.
И снова ступеньки и коридор, но на этот раз вместо половины стены – решетки. Толстые прутья, местами ржавые, перекрывались поперек тремя полосками широкого метала, к которому они, видимо, были приварены. И те, и другие уходили глубоко в стену. Сразу было видно, что к строительству привлекали магов земли, никто другой так чисто не смог вкрапить решетку в камень. Вот только сколько лет прошло – неизвестно, но по виду стен казалось, что несколько сотен лет. Уборкой этих помещений, так же как и освещением, данжармы не утруждались.
– Всем отойти к стене! – завопил ключник, по сторонам которого возникло еще несколько служивых. Как бы не были ослаблены и измучены заключенные, бунта местные боялись. Правильно, тут минимум сто человек.
Фил снова подбросил в воздух светильники, но в этот раз штук тридцать, они разлетелись и по коридору, и по камерам, освещая неприглядную картину узилища. А я поняла, что ошиблась с количеством узников. Какие сто, их было больше трехсот, спали они похоже по очереди, или на полу, так как полок вдоль стен не хватило бы и на треть. Тем более, оказалось, что вдоль дальней стены тянулась не одна камера, внутри были перегородки из той же решетки. И загрузка каждой «ячейки» явно велась не равномерно.
– Заходить внутрь будете? – у Махетди вновь из темного угла разума выбралась идея списать гибель ненужных гостей на бунт заключенных, но дядя его обломал.
– Нет нужды. Все, кто плыл на «Карагезгине», подойдите к решетке, – сказал он, и несколько десятков человек несмело подошли.