Как ненасилие защищает государство

Люди, готовые признать насильственный характер революции (ошибочно говорить о выборе насилия, поскольку оно изначально присутствует в социальной революции и предшествующем ей угнетённом статусе-кво, независимо от использования насильственных методов или отказа от них), чаще понимают связанные с ней жертвы. Даже самое небольшое знание о том, к чему готовят себя революционеры и через что они проходят, демонстрирует жестокий невежественный фарс заявления пацифистов об импульсивности революционного насилия. Как уже упоминалось, работы Франца Фанона были одними из самых влиятельных в среде чёрных революционеров США во времена чёрного освободительного движения. Последняя глава его книги «Обездоленные Земли» сосредоточена исключительно на «колониальной войне и психических нарушениях», а также психологических травмах, нанесённых колониализмом и «тотальной войной», которую вели французы против алжирских борцов за свободу 211 (войной, должен заметить, до сих пор составляющей значительную часть учебного пособия США по карательным операциям и оккупационным войнам). Люди, сражающиеся за революцию, знают, во что влезают, до такой степени, что понимают все сопутствующие ужасы. А пацифисты?

Ещё одно заблуждение (выражаемое пацифистами, которые хотят казаться решительными и сильными) заключается в том, что пацифисты дают отпор, но только ненасильственный. Это бред. Сидеть и сцепляться руками — не значит драться, это просто неохотная капитуляция.212 В ситуации, связанной с хулиганами и с централизованным аппаратом власти, физический отпор отбивает охоту к дальнейшим нападениям со стороны угнетателя, повышая цену угнетения. Смиренное ненасильственное сопротивление только облегчает продолжение атак. Например, обратите внимание на следующей акции протеста, насколько полиция неохотно относится к тому, чтобы окружать воинственные группы, такие как чёрный блок, и подвергать их массовому аресту.213 Копы знают, что им понадобится по одному-двум полицейским на каждого протестующего и что некоторые из этих полицейских получат неприятные травмы. Мирных митингующих, наоборот, можно заблокировать сравнительно малым количеством копов, которые могут не спеша заходить в толпу и выволакивать обмякших протестующих одного за другим.

Другой пример — Палестина. Не может быть сомнения, что палестинцы представляют собой неудобство для государства Израиль и что израильскому государству нет дела до благополучия палестинцев. Если бы палестинцы не делали цену израильской оккупации и любой успешной агрессии такой высокой, то вся палестинская земля была бы уже захвачена, конечно, кроме нескольких резерваций для проживания необходимого количества запасных рабочих в дополнение к израильской экономике, и палестинцы стали бы забытой строкой в длинном списке вымирающих народов. Сопротивление палестинцев, включая взрывы террористов-смертников, помогло обеспечить выживание палестинцев перед лицом гораздо более сильного врага.

Ненасилие ещё больше обманывается и обманывает всех своих сторонников трюизмом: «Общество всегда было насильственным. Революционно именно ненасилие».214 На практике, наше общество прославляет как насилие со стороны государства, так и, соответственно, пацифизм оппозиции. Тот же самый активист, который заявил, что наше общество уже настроено про-насильственно, попробовал бы упомянуть имя Леона Чолгоша (анархиста, убившего президента Маккинли) в разделе «Мнения» местной корпоративной газеты и увидеть, с каким осуждением широкая аудитория отнесётся к этому персонажу, олицетворяющему насилие. Причём тот же самый активист ссылается на таких пацифистов, как Кинг и Ганди, чтобы придать своим убеждениям ауру респектабельности в глазах широкой публики.215 Если всё общество поголовно уже полюбило насилие, а пацифизм достаточно революционен, чтобы бросить серьёзный вызов нашему обществу с укоренившимся в нём угнетением, то почему Чолгош вызывает ненависть, а Ганди вызывает одобрение?