Как обманывать людей. Пособие для политиков, журналистов и карточных шулеров

Иногда в начале какой-нибудь жалкой бессмысленной политической пертурбации его так и подмывает возмутиться, но он этого не делает – он не так прост. Он знает, что будет на этом пойман тем, кто его сфабриковал, тем, кто сфабриковал его патриотизм, – непоследовательным, развязным младшим редактором той провинциальной газетки, которую он читает, и этот шестидолларовый младший редактор обольет его в печати грязью и назовет предателем. А это ведь будет ужасно! И патриот, дрожа, трусливо поджимает хвост. Мы знаем, – читателю это прекрасно известно, – что два-три года тому назад девять десятых человеческих хвостов в Англии и Америке сделали именно такой жест. Иначе говоря, девять десятых патриотов в Англии и Америке оказались предателями из боязни, что их назовут предателями. Разве не правда? Вы знаете, что это правда. Курьезно, не так ли?

Однако никто не видел тут ничего постыдного. Человек лишь редко, лишь очень и очень редко с успехом борется против того, что внушалось ему воспитанием, – слишком не равны силы. В течение многих лет, если не всегда, воспитание людей в Англии и Америке наотрез отказывало им в праве на независимую политическую мысль и в штыки встречало патриотизм, основанный на их собственных концепциях, на доводах их рассудка, патриотизм, с честью прошедший через горнило их совести. И что же? В результате патриотизм был не более, как залежалый товар, получаемый из вторых рук. Патриот не знал, когда и откуда взялись у него его взгляды, да его это и не трогало, коль скоро он был с теми, кто, по его мнению, составлял большинство – а ведь только это важно, и надежно, и удобно. Вы, может быть, думаете, читатель, что среди ваших знакомых найдутся хотя бы трое, у которых действительно есть какие-то доводы для патриотизма именно их толка, и они могут вам привести их? Не трудитесь искать – вас ждет разочарование. Вы скорее всего обнаружите, что знакомые ваши получили свой рацион патриотизма из общей кормушки и в приготовлении его никакого участия не принимали.

Воспитание может творить чудеса. Оно побудило американцев противиться Мексиканской войне, потом побудило их согласиться с тем, что они считали мнением большинства (патриотизм большинства – привычный патриотизм!), и как ни в чем не бывало отправиться воевать. До Гражданской войны оно заставляло Север мириться с рабовладением и сочувственно относиться к интересам рабовладельцев; в интересах рабовладельцев оно заставило Массачусетс встать в оппозицию к федеральному флагу; видя в нем флаг раскольников, Массачусетс отказался водрузить его на здании своего капитолия. А потом, постепенно, воспитание людей в этом штате стало давать крен в другую сторону, и массачусетцы в гневе устремились на Юг, чтобы сражаться под этим самым флагом против ранее охраняемых ими интересов.

Воспитание может сделать все. Ему доступен любой взлет и любое падение. Безнравственное оно может превратить в нравственное, а нравственное объявить безнравственным; оно может разрушать принципы и вновь создавать их, оно может ангелов низводить до простых смертных и простых смертных возводить в ангелы. И любое из этих чудес оно может сотворить за какой-нибудь год, даже за полгода.

А если так, то ведь можно воспитать в людях способность самим создавать свой патриотизм, вынашивать его в голове и в сердце, строить его по концепциям собственным, а не подсказанным. Можно воспитать людей так, чтобы они не делались патриотами по приказу, подобно тому как австрийцы исповедуют свою религию.

Плимутский камень и отцы-пилигримы

Приглашая мистера Клеменса выступить на банкете общества «Новая Англия», председатель Роллинс сказал: «Этот тост провозглашается за человека, который, собственно говоря, не родился в Новой Англии, и, насколько мне известно, это относится и к его предкам. Стало быть, юридически он не может считаться аборигеном Новой Англии. Однако он нашел великолепный выход из столь трудного положения: сумел сделать так, что все его дети родились в Новой Англии, и таким образом сам он стал новоанглийским предком. Этими достижениями он обязан только самому себе. Кроме того – и это еще важнее – своим жизнерадостным, оптимистическим, полезным творчеством он превзошел лучших сынов Новой Англии. А превзойти их в чем-нибудь значительном трудно, ибо – между нами говоря, за закрытыми дверьми – всем вам известно, что это наиболее способные и умные люди на нашей благословенной земле; и вот среди таких-то людей мистер Твен сумел подняться и сумел перерасти их, став знаменитым благодаря своему блестящему таланту».