- Сергей и Гута! – снова провозгласил Аза, проговаривая формулу, связывающую брата с его женой брачными узами. Наконец, Сергей на вопросы старейшины ответил:
- Любим! Готовы!
Гута, внезапно утратившая всю свою смелость и решительность, дрожащим голосом повторила за ним:
- Любим… Готовы… - и бледность на ее лице сменилась ярким румянцем, а по щекам потекли слезы.
Пока Аза объявлял их мужем и женой, Гута прижималась к Сергею, склонив голову ему на плечо, слезы текли по ее лицу, и, когда они встали и поцеловались, лицо ее было совсем мокрым, и она, раскрасневшаяся, счастливая, обнимала Сережку так, как будто они год не виделись – потом она мне призналась, что ужасно боялась, как бы что-то не произошло в самый последний момент.
Тут Ханна ударила по струнам гитары, Ходжа – в бубен, и зазвучал «Свадебный марш» Мендельсона, который они уже давно разучили в их собственном переложении для гитары и бубна, и который неизменно звучал на всех свадьбах в поселке. И под эти звуки музыки обе наши пары молодоженов торжественно направились к дверям, и вышли на площадь поселка перед домом наших с братом родителей, сразу оказавшись за столами с угощением, а их встречали восторженными криками все присутствующие жители поселка.
Мы с Керком тотчас уселись за стол и отдали должное стоявшим на нем яствам и напиткам. Сергей тоже охотно ел и пил за двоих, а Гута только смотрела на него своими большими зелеными глазами, словно боялась, что все это – сон, который сейчас рассеется. Сергей выбивался из сил, стараясь заставить жену что-то съесть или выпить, Гута его слушалась, но через несколько минут снова замирала, глядя на мужа во все глаза. Наконец, когда все присутствующие поели и слегка захмелели от медовухи, из-за столов стали раздаваться крики «Горько!» - Уоми давно уже завел в Ку-Пио-Су такой обычай.
Крики эти сначала были редкими и разрозненными, а потом они слились в общий дружный рев, и все жители поселка стали хором скандировать:
- Горь-ко! Горь-ко!
Мы с Керком встали, поднялся и Сергей, потянув за собой Гуту. Обняв своих возлюбленных, мы поцеловались, причем Гута, наконец, будто очнувшись, страстно обнимала и целовала моего брата, забыв о своих страхах, об окружающих и обо всем на свете, а он тоже крепко ее обнимал и гладил ее волосы. Когда крики «Горько!», в конце концов, смолкли, и мы с Керком давно уселись на лавку, они все еще стояли, обнявшись, и целовались на глазах у всех.
Наконец, успокоившись, жители Ку-Пио-Су опять расселись по местам и продолжили пиршество. Ближе к вечеру, после того, как все уже наелись и напились, вперед вышли Ходжа с Ханной, и зазвучала наша «фирменная» песня о дружбе, причем все пели хором, прихлопывая в ладоши или стуча по столам под звуки гитары и бубна. И вот тут, едва песня закончилась и на несколько секунд установилась тишина, от дверей дома вдруг раздался громкий, слегка подзабытый, но так хорошо знакомый всем нам, родной голос:
- Горько!
Обернувшись, словно от удара, вскочив на ноги, мы все широко раскрытыми глазами смотрели на крыльцо, а на крыльце… Там, обнявшись, в странных, необычных одеждах, со сверкающими золотыми звездами на груди, стояли наши родители, Уоми и Кунья, и со счастливыми, радостными улыбками смотрели на нас.
* * *
Конец третьей книги
COMPUTERS
Как один день
Книга 4. Звезды
Не все благополучно в мире Земли-2. И опять приходится вмешаться в развитие событий нашим героям… Никак иначе невозможно снова изменить историю, спасти людей, а заодно пережить новые необычайные приключения. Конечно, можно было бы пустить все на самотек и остаться в стороне, но разве Уоми и Кунья могут пойти на это, когда людям грозит опасность?
Доисторические приключения, космическая фантастика, фэнтези, героическая фантастика, эротика. 18+
Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?
Я проснулся и открыл глаза. Надо мной был белый потолок, и тотчас у меня возникло острое ощущение дежа-ву – около двадцати лет назад субъективного времени я уже пережил нечто подобное, оказавшись в другом мире. Но теперь было существенное отличие – рядом со мной лежала моя любимая Кунья. Она спала, как обычно, уткнувшись носиком мне подмышку, ее рука обнимала мою грудь, а нога была закинута на меня – это была ее любимая поза. Ее светлые, как солома, волосы, коротко остриженные, рассыпались по моему плечу. Стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить ее, я обвел комнату глазами.
Мы лежали на широкой кровати, а за огромным, во всю стену, окном, занимался бледный рассвет, где внизу, в непостижимой глубине, сиял ночной, еще не проснувшийся город. В комнате было тепло, мы лежали на кровати совершенно голые, и при взгляде на прекрасное обнаженное тело Куньи во мне зашевелилось желание, но усилием воли я подавил его, снова прикрыл глаза и погрузился в воспоминания.
* * *