Как они умерли

Элгар был застенчивым человеком, а его жена была претенциозной , и он стеснялся перед ней своего низкого происхождения. Элгар не получил специального музыкального образования и сомневался в своем композиторском таланте, хотя в последние годы он иногда с удовольствием слушал свои творения, как если бы они были написаны другим композитором. (Однажды, слушая свой симфонический этюд «Фальстаф», композитор заметил: «Мне кажется, это неплохой фрагмент».) Супруги часто разлучались (композитор ненавидел городскую жизнь), но ее смерть в 1920 году стала поворотным пунктом в творчестве Элгара. Хотя сегодня музыка композитора получила мировое признание, при жизни все было иначе — в «Музыкальной энциклопедии» 1930 года Элгару уделено лишь 16 строк, тогда как забытые ныне Губерт Перри и Чарльз Вилльярс Стэнфорд удостоились соответственно 66 и 41 строки.

В 1932 году семидесятипятилетний Элгар встретился с шестнадцатилетним Иегуди Менухином, чтобы обсудить предстоящую запись Концерта для скрипки (1910). Композитор был потрясен творческой зрелостью юного американского скрипача. «Ваша дружба возродила во мне интерес к жизни», — сказал позднее Элгар.

В августе 1932 года исполнительный директор компании грамзаписи Уолтер Лег сообщил композитору, что распространяются слухи о том, что он будто бы пишет третью симфонию. У Элгара были написаны только две симфонии, но он ответил двусмысленно, и фальшивые известия быстро распространялись. Телекомпания ВВС предложила тысячу фунтов и еще тысячу четырьмя выплатами в течение года. Вместо того чтобы отказаться, признав, что им закончены лишь две симфонии, Элгар согласился на предложенные условия и обещал вскоре начать записывать партитуру третьей симфонии. Первая трансляция была запланирована на сентябрь, но затем перенесена на май 1934 года.

По свидетельству друзей, навещавших Элгара у него дома, в Ворчестере, было очевидно, что в 1933 году симфония была лишь в виде коротких отрывков, которые композитор переписал из старых черновиков. В октябре, прежде чем лечь на операцию в частную лечебницу в Ворчестере, Элгар отправил письмо председателю ВВС сэру Джону Рейту с извинениями за задержку и предложением вернуть выплаченные деньги, если работа не продвинется. К тому времени Элгар уже получил 2000 фунтов. После его смерти администрация ВВС, зная, что он почти ничего не оставил своей дочери, не потребовала вернуть деньги.

Долгие годы Элгар страдал от люмбаго. В 1933 году был поставлен диагноз «ишиас», а после консультации лечащего врача с известным специалистом лордом Хорде-ром поставили окончательный диагноз «злокачественная опухоль седалищного нерва». Была необходима операция, но Элгар все более слабел. Однажды, прежде чем его состояние ухудшилось, он стал умолять своего близкого друга У. X. Рида не позволять «кому-либо доделывать симфонию на скорую руку...», потому что никто не сможет разобраться в написанном... «Лучше ее сжечь». Это было сказано в присутствии единственной дочери умирающего, Карие Блейк. Дочь и друг композитора были ошеломлены его требованием, но обещали не уничтожить черновики симфонии, дав слово следить за тем, чтобы никто не брался ее завершать.

Неожиданно состояние Элгара улучшилось, и Новый год он встретил дома, а 22 января 1934 года даже попросил установить телефонную связь с лондонской студией грамзаписи, где исполнялись отрывки из его кантаты «Карак-такус» (1898).

В жизни и работах Элгара хватало загадок: две загадки содержались в его «Вариациях»’, необычным было посвящение к Концерту для скрипки, написанное на испанском языке: «Здесь заключена душа...». Непонятным остается его согласие на предложение ВВС. Еще одну загадку композитора после его смерти пытался разгадать музыковед Эрнст Ньюман, посетивший композитора в начале февраля 1934 года. Много лет спустя Ньюман рассказал, что Элгар сделал «печальное признание», состоящее всего из пяти слов, но «представление, которое оно давало о нем, таково, что я предпочту сохранить его в секрете. Его слова слишком трагичны для ушей толпы». Неизвестно, какие это были слова, может быть, это был бред Элгара.

В последние дни наибольшее удовольствие Элгару доставлял фонограф. В конце двадцатых годов электрическая запись пришла на смену старому акустическому методу, при этом качество воспроизведения звуков значительно возросло. 28 января 1934 года Элгар, не вставая с постели, записал музыку своей пьесы «Мина», которую он посвятил любимой собаке. Один из приятелей композитора отправился в Лондон, и через две недели Элгар мог не только проигрывать пластинку в своей спальне, но и вставал, чтобы делать критический разбор исполнения.